А в такой духоте не сон, а какое-то забытьё. Авторитет вспомнил, как раньше, когда-то очень давно, словно это и не в его жизни было, он любил гулять под дождём. Раньше, когда ещё ничего не слышали о кислотных дождях, люди часто гуляли под дождём, даже пили его и голову мыли. Это был кайф – пить с неба воду, которая упала на тебя с высоты нескольких километров. Трюк из разряда «не пытайтесь повторить», потому что теперь пить дождь можно только под личную ответственность. Но до сих пор в его городе в дождь мало кто открывает зонты, потому что в людях осталась какая-то почти языческая вера в святость дождя, летнего ливня, от которого не закрываться нужно, а как раз открыться ему. И ещё он вспомнил, как они непременно звали друг друга посмотреть на радугу, если кто-то замечал её первым. И небо было такое прозрачное и бескрайнее, хоть ведром его черпай…
К пяти утра в грозе проснулась, надо полагать, совесть, и жахнула настоящая, махровая стихия! Такая грозища, как разгневанная прекрасная женщина, которая в гневе становится ещё прекрасней. Молнии во всё небо стали бить в линию горизонта, раскалывая пространство, гром сотрясал воздух, ливень нещадно хлестал землю. Крупные капли дождя увесисто и часто застучали по листве и крышам, чем напомнили звук сыплющихся гильз при плотном огне. Всё засверкало и загрохотало! Или сначала загрохотало, а уж потом засверкало безо всяких пауз между вспышками и сплошным громом? Гроза с невиданным энтузиазмом принялась за своё электро-стратегическое дело: заревела бронетехникой, закидала бомбами, пронеслась, сотрясая воздух, ракетами. Авторитет сразу как-то успокоился и уснул сном младенца. Ему снилось, что у него запас на три боя, и он хорошо окопался. А хорошо окопаться в такой ситуации – самое главное. Когда хорошо окопаешься, уже ничего не страшно – как в колыбели. Так зароешься, что пусть хоть танками тебя утюжат. А если ещё с боекомплектом на три боя…
Он любил, когда ему снилась война. Желая того или нет, он возвращался туда, где чувствовал себя на своём месте, где понятно, куда и сколько стрелять, а звуки далекой канонады наполняли не страхом, а состоянием привычного душевного равновесия.
Стихия грозы давно разбросала все молнии, ночь закончилась. А он всё спал и видел прекрасный сон, как готовится к следующей вылазке врага и у него предостаточно патронов и гранат. К семи утра пришёл прораб, и жена Авторитета пошла наверх будить мужа, который любил спать на чердаке. Оттуда обзор местности лучше. Она зашла в его комнату и поняла, что к нему сейчас лучше не подходить. За двадцать лет совместной жизни она хорошо изучила повадки своего благоверного, иногда очень странные, мягко говоря. Бывало, он становился таким напряжённым во сне, как кот, которому снится охота, на которой он вот-вот сцапает мышь или воробья. Дёрганным каким-то становился и нервным, словно сейчас вскочит, выпрыгнет куда-то в окно и помчится по полю на всех четырёх, превращаясь в зверя на ходу, как проспавший рассвет оборотень. Однажды, ещё в начале их семейной жизни, она подошла к нему спящему, чтобы поправить одеяло, а он вдруг, не открывая глаз, крепко схватил её за руку и так сильно и резко дёрнул куда-то вниз, что она полетела кубарем на пол и от ужасной боли в запястье даже потеряла сознание. Потом сам наложил ей повязку на место вывиха и не знал, как объяснить такое идиотское поведение. Зачем-то рассказал случай, как его бывший сослуживец убил жену вилкой спросонья. Есть такие мужики, которые имеют привычку жрать, лёжа на диване. Вот и его сослуживец задремал с вилкой в руке. И чёрт его знает, что ему там приснилось, но, когда в комнату вошла жена, чтобы положить в шкаф выглаженное бельё, он эту вилку метнул ей прямо в глаз. Их так в армии учили до одури, до автоматизма, до тошноты, чтобы посреди ночи тебя разбудили, а ты бы смог выполнить сей приём тихо и точно. Ещё и пошутил, как герой Юрия Никулина в «Операции Ы» до того доупражнялся с ломиком, что потом даже у калача отломал дужку. Просто хотел её развеселить. Но жена на это в ужасе прошептала:
– С кем я связалась?..
– Теперь уж поздно каяться, девушка, – снова попытался он обратить всё в шутку. – Знала б ты, сколько я этих «вилок» засадил точно в цель.
Пошутил, называется. У жены покатились слёзы из глаз, как крупные чистые бриллианты. Он любовался на эти алмазные капли на нежных щеках: «Ты такая красивая, даже когда плачешь». Большинство людей плачет безобразно. Смеётся, впрочем, тоже. А она и смеялась красиво, тихо, как лесная птица, только для себя. И для него.