– Никогда так тихо не было, да, толстяк? Никогда так быстро не справлялись.
– Да, точно, – согласился Джордж.
– Ладно, говорун, не пойти ли нам промочить горло с дороги?
Ковбои радостно загалдели, а старик, старший из работников ранчо, улыбнулся. Гордо покачиваясь в седле и звеня шпорами, они подъехали к салуну и привязали лошадей у его дверей.
– Предупредил их о нашем приходе? – ухмыльнулся Фил бармену.
Разумеется. Остались только двое, но и те мигом скрылись на внешней лестнице. Часа на полтора о них можно забыть.
– Я бы прошелся до телеграфа узнать, что там с силой, – сказал Джордж.
Сила. Вот такое слово: немного жаргонное, немного мистическое. Как инженеры называют «скользилкой» логарифмическую линейку, а риелторы «передают бумажки», когда речь идет о передаче имущества, так и ковбои говорили «сила», имея в виду локомотив. Без силы грузиться можно было только в те скотовозы, что уже стояли у трапов.
– Они звонили, сказали, что задержится, – попытался отговорить его Фил. – Ладно, смотри не заплутай. – И проводил взглядом брата, тяжелой скованной походкой шагавшего к депо сквозь заросли полыни.
Бедный Джордж, размышлял Фил. Всех тяготит его присутствие, и он это знает. Когда он рядом, ребята не могут ни спокойно пить, ни веселиться. Сидят, опустив глаза, боятся сказать лишнего, а к девицам наверху идут в обход через заднюю лестницу. Да и девицы никогда не спускаются, пока Джордж здесь. Даже монетку в музыкальную шкатулку не бросят. Что Джордж и мог бы украсить своим присутствием, так это похороны, вот уж точно. Сейчас он пошел на станцию, будет чесать языком с машинистом и проторчит там весь вечер, лишь бы не маячить у всех перед глазами. Что ж, весьма мило с его стороны.
В отличие от некоторых своих ровесников Фил не путался с девицами и не опускался до скабрезных историй и плясок до упаду, принципы не те. Все-таки он был из Бёрбанков, и кое-какие убеждения у него имелись. Однако жизнь научила его быть терпимым к другим, и все вокруг это знали. Филу нравилось смотреть, как прочие веселятся и даже выставляют себя полнейшими дураками. А вот Джордж сгорал со стыда.
Так, например, когда стемнело (а сила, судя по всему, задерживалась еще сильнее), Фил отошел отлить в переулок за салуном. На подножке автомобиля, свесив башку между коленями, сидел младший из его работников, уже совершенно никакущий. Машина, должно быть, была кого-то из херндонских. Фил не смог сдержать смех.
Один из товарищей тормошил паренька, пытаясь привести его в чувство.
– Иди, – мычал в ответ мальчишка, – господи, просто уйди.
– Ну, давай, – не унимался его друг, – мы должны это сделать.
– Иди, умоляю, просто оставь меня.
В белом свете газового фонаря лицо несчастного выглядело совершенно зеленым. Юноша надолго запомнит эту ночь: как он слушал веселые песенки из музыкальной шкатулки и как ему было плохо.
Закончив свое дело, Фил с облегчением вздохнул, застегнул ширинку и подошел к мальчишке.
– Веселитесь тут?
– О, Фил… – пробормотал тот, подняв красные, как вареная свекла, глаза, – Фил…
– Полегчает, если поешь, – усмехнулся мужчина.
– Поешь? – скривился парень. – Господи милосердный, да я сейчас умру.
– Умрет он, – рассмеялся Фил. – У тебя еще столько долгих лет страданий впереди!
Где же они собрались поесть? Маринованных яиц, селедки и арахиса, что подавали в баре, явно было недостаточно. Если бы сила пришла вовремя, они бы уже погрузились и сытые легли спать. Впервые им предстояло грузиться при свете фонарей.
– Помню, однажды… – задумчиво заговорил Фил и рассказал, как во времена Бронко Генри они грузили скот глубокой ночью посреди зимы. – Холодина страшная, а при такой погоде надо быть начеку. Один дурачок, что работал на Эйнсуортов, тогда накидался и стал гонять скот по загону. Наглотавшись холодного воздуха, он застудил легкие и умер на следующий день.
Вдруг он обернулся к появившемуся из ниоткуда Джорджу:
– А тебя где черти носили?
– Телеграфист пригласил к себе на чашечку яванского. У него очень мило, да и жена чудесная.
– Что говорят о силе?
– Не придет до утра. Я заглянул в ту харчевню, сказал, что скоро придем к ним поесть.
Девушка сдвинула три стола, чтобы уместилась вся компания, и разложила на них белоснежные салфетки. Фила и Джорджа она поприветствовала так радушно, будто не ее суицидника-муженька, схватив за загривок, они швыряли о стену. Да и кто посмел бы напомнить женщине о такой позорной истории? Вот это номер будет для ковбоев, оглядывая столы, размышлял Фил – в салфетках для них было не больше смысла, чем в чашах для омовения пальцев. Ла-ди-да, какие мы утонченные! Впрочем, посмотреть на то, что парни будут делать с салфетками, стоило потраченных денег. Заведение претендовало на звание придорожного ресторана, и этим объяснялось и появление на столах свечей в старых винных бутылках.