Парада ощущает, как вытекает из него жизнь, тело оседает, сползая по дверце.
Кэллан кидается на колени рядом с умирающим священником.
Подняв на него глаза, Парада бормочет что-то, Кэллан никак не может разобрать — что.
— Что? — переспрашивает Кэллан. — Что ты говоришь?
— Я прощаю тебя, — шепчет Парада.
— Что?
— Бог прощает тебя.
Священник поднимает руку сотворить крест. Но рука падает, тело содрогается — он умирает.
Кэллан стоит на коленях, глядя на мертвого священника, а Фабиан, тщательно прицелившись, всаживает еще две пули в висок Парады.
Кровь брызжет на белую машину.
Склеивает белоснежные волосы Парады.
Обернувшись, Кэллан говорит:
— Он ведь был уже мертв.
Не обращая на него никакого внимания, Фабиан тянется к переднему сиденью, вытаскивает кейс и уходит с ним. Кэллан садится и нянчит разбитую голову Парады в руках, плача, точно ребенок, повторяя снова и снова:
— Что ты сказал? Что ты сказал?
Не замечая, что рядом гремит яростная перестрелка.
Ему все равно.
Но Адану — нет.
Он не видит, что Параду убили. Он слишком занят, пытаясь совершить казнь над Гуэро Мендесом. Тот нырнул за «бьюик», осознав, что крупно влип. Двое из его парней уже мертвы, и машина, хотя и бронированная, вибрирует от тучи пуль, бьющих в нее, и явно долго не продержится. Окна уже раскололись, прострелены шины, и вот-вот неминуемо взорвется бак с бензином. Отряд Баррера, переодетый в форму копов Халиско, превосходит его по численности, и намного, а вся эта шутовская бригада мальчишек была клоунадой. Гуэро уже окружили с трех сторон, и если замкнут кольцо, то все — он покойник. Но он ушел бы, счастливый и довольный, если б сумел прихватить с собой Адана и Рауля. Однако теперь вполне очевидно, что это вряд ли удастся, а потому у него сейчас одна цель — убраться отсюда поскорее, на хрен, и попытаться еще раз.
Но смыться не так легко. Гуэро решает, что шанс у него один, и он решается им воспользоваться. Нырнув на заднее сиденье машины, он хватает гранату со слезоточивым газом, швыряет ее над «бьюиком» в сторону Баррера и вопит своим уцелевшим четверым парням: бегите! — и те удирают, мчась вдоль терминала, на бегу отстреливаясь.
У боевого отряда Адана оружия полно, но противогазов нет. Всех начинает тошнить, они заходятся в кашле, а у самого Адана глаза жжет как огнем. Он пытается устоять на ногах, но через секунду решает, что раз он ничего не видит, а пули вокруг так и свистят, то, может, не такая уж это отличная идея, и падает на колени.
Но Рауль — нет.
Глаза у него тоже горят, в носу жжет, но он бросается вслед удирающей группе Мендеса, стреляя от бедра. Один из выстрелов достает шефа sicarios Мендеса, тот падает, но в это время Рауль в бессильной злобе видит, что Мендес добирается до припаркованного такси, вышвыривает таксиста на тротуар, прыгает за руль и, едва успев дождаться, пока трое его уцелевших tiros[127] заскочили в машину, врубает скорость.
Рауль палит по машине, но не попадает по колесам, и Гуэро болидом вылетает со стоянки, низко пригнувшись, только чуть приподняв голову, чтобы видеть дорогу, а «копы Халиско», те, кого не накрыл слезоточивый газ, длинными очередями бьют по стремительно удаляющемуся такси.
— Сучара подзаборная! — орет Рауль.
Обернувшись направо, он видит сидящего Кэллана — тот баюкает тело Парады.
Рауль решает, что Кэллан ранен: парень плачет, весь в крови. А каков бы ни был Рауль, неблагодарностью он не страдает, он помнит свои долги. И теперь присаживается на корточки, чтобы помочь подняться Кэллану.
— Пойдем! — орет Рауль. — Нужно поскорее отсюда убираться!
Кэллан не отвечает.
Рауль вздергивает его на ноги и тащит к терминалу, вопя на бегу:
— Уходим все! Надо успеть на самолет!
Рейс «Аэромексико» № 211 на Тихуану задерживается с вылетом уже на пятнадцать минут.
Самолет ждет.
«Копы Халиско», профессиональные киллеры, срывают форму — под ней гражданская одежда, — швыряют на тротуар винтовки и спокойно проходят через двери на посадку. Следом заходят в терминал Баррера и уцелевшие сосунки. Чтобы пройти к терминалу, им приходится перешагивать через трупы — убиты не только Крышечка и двое стрелков Мендеса, но и шестеро прохожих, угодивших под перекрестный огонь. В терминале — столпотворение: люди плачут, кричат, медицинский персонал пытается разыскать раненых, а кардинал Антонуччи, стоя посередине суматохи, кричит:
— Успокойтесь же! Успокойтесь! Что случилось? Скажет мне кто-нибудь, что случилось?
Выйти и посмотреть сам он боится. В желудке у него тошнотворно крутит. Как несправедливо, что его поставили в такое положение. Ведь Скэки просил его только об одном — встретиться с Парадой, и все. А теперь тут такое творится, и Антонуччи испытывает постыдное облегчение, когда какой-то молодой человек, проходя мимо, отвечает на его вопрос. Это Мечтатель.
— Мы отравили газом Гуэро Мендеса! Эль Тибурон отравил газом Мендеса.
Группа во главе с Баррера спокойно шагает по коридору, выстраивается гуськом, чтобы вручить дежурной у выхода билеты, точно бы они садятся на самый обыкновенный рейс. Дежурная берет билеты, протягивает им посадочные талоны, и они поднимаются по трапу в самолет. Адан Баррера так и держит свою сумку, где лежит «АК», но сумка на вид тоже самая обыкновенная, тем более летит он первым классом, так что никто не придирается.
Возникает только проблема, когда к дверям подходит Рауль с потерявшим сознание Кэлланом через плечо.
Голос дежурной дрожит:
— Его нельзя пропустить.
— Но у него есть билет, — возражает Рауль.
— Но...
— В первый класс. — Рауль протягивает ей билеты и поднимается мимо нее по трапу. Находит место, предназначенное для Кэллана, и сваливает его в кресло, прикрывая заляпанную кровью рубашку одеялом. И бросает напуганной стюардессе:
— Перебрал на вечеринке.
Адан садится рядом с Фабианом, тот смотрит на пилота и спрашивает:
— Ну и чего ты ждешь?
Пилот закрывает за собой дверь кабины.
Когда самолет приземляется, их встречает полиция аэропорта и провожает через задние двери к машинам.
— Теперь врассыпную! — отдает приказ Рауль.
Кэллану этого и приказывать не нужно.
Он выскакивает у своего дома, где задерживается, только чтобы принять душ, переодеть запачканную кровью одежду и прихватить деньги. Берет такси до границы, проходящей в Сан-Исидро, и там переходит через мост обратно в США. Так, обычный пьяный гринго, возвращающийся после гульбы на Авенида Революсьон.
В Америке Шон не был девять лет.
Теперь он снова вернулся в страну, где его как Шона Кэллана разыскивают за участие в сделке по распространению наркотиков, рэкет, вымогательство и убийство. Но ему без разницы. Лучше уж рискнуть, чем провести еще хоть одну минуту в Мексике. Он переходит через границу, садится в ярко-красный троллейбус и катит до самого центра Сан-Диего.
Кэллан тратит почти полтора часа, чтобы найти оружейную лавку на углу Четвертой улицы и авеню Джей, там он покупает пистолет двадцать второго калибра. В задней комнатушке, не показывая никаких бумаг. После чего заходит в винный магазин, покупает бутылку скотча и бредет в отель, захудалую меблирашку для малоимущих, где снимает на неделю номер.
Запирается в комнате и принимается за диски.
Я прощаю тебя — вот что сказал священник.
Бог прощает тебя.
Нора слышит новость у себя в спальне.
Она читает под тихое бормотанье канала Си-эн-эн, но вдруг ухо улавливает слова: «Когда мы вернулись, трагическая смерть мексиканского священника высокого ранга...»
Сердце у нее дает сбой, в голове громко стучит, и она набирает номер Хуана, уставясь на бесконечную рекламу, надеясь и молясь, чтобы он ответил на звонок, что сказали не про него, что сейчас он поднимет трубку: «Пожалуйста, Господи, пусть это будет не он!» Но когда снова перешли к новостям, на экране появилось старое фото Хуана в половину экрана, а на другой половине — здание аэропорта. Нора видит Параду, лежащего на тротуаре, и не может даже закричать.