- Ничего милый. Завтра к доктору пойдем. Тебе уколы нужны. Проклятый город Баку! Я ненавижу его. После него все взбаламутилось. В доме у нас вверх дном пошло.
Света вытерла мокрые от слез глаза.
- Господь милостив к нам, Гурам. Надо пройти этот нефарт.
Давайте согласимся иметь разногласия.
Бронзовая эйфория.
1966-й год. Баку. Декабрь месяц. Шел тихий, праздничный, чистый снег. На улицах города снег покрыл землю белым плащом, а в коридорах ЦК КП Азербайджана было тихо, тепло. Пахло новым годом.
1-й секретарь ЦК, Вели Ахундов, сидел в своем кабинете. Напротив него, на вытяжку стоял председателя Спорткомитета республики, Иманов. Он стоял перед ним в ущербном виде, какой можно себе представить.
- Слышь, Иманов, мне только что из Москвы звонил Брежнев. Во-первых, поздравил с бронзой нашего Нефтяника, и просил, чтобы главным тренером назначили Гусейнова. Ну, этого, Фазиля. Что ты скажешь на это?
- Что я могу сказать, Вели муаллим. Партия сказала, надо сделать.
- Не все так просто, Иманов, не все так просто.
Кабинет Председателя КГБ Азербайджанской ССР, Цвигуна. За столом сидел сам Цвигун. Это был человек своенравный. Как любой россиянин, точнее, выдвиженец Москвы, он не любил кавказцев. В особенности, Баку, ибо азербайджанцы - мусульмане.
Цвигун был шовинистом. Он терпеть не мог азербайджанскую речь. Нет, конечно, будучи в Баку он хвалил Азербайджан, любил плов, шашлык, айран и пр. деликатес. Но находясь в России он закипал: "пошли все они в жопу - эти азеры! Чурки они! Людьми они не станут никогда''!
Рядом стояла его секретарша, Инна. Длинноногая красавица, словно сошедшая с экрана на землю. Она умело пользовалась протекцией председателя КГБ Азербайджана, решала свои проблемы. Так ловко вибрировала ангельским голосочком, что на это не отреагировал бы скальный монолит. Но Цвигун был покрепче гранита и мрамора. Профессия обязывала.
- How are you, my boss?
- Хорошо, Инна, хорошо. Ну что там слышно о новом тренере Нефтяника? Соколов оказался предателем, бросил наш футбол в трудную минуту и облажался. Ха - ха - ха! Хлестова я не люблю, эта не та фигура. Алескеров более или менее подходит, но его не хочет Москва. Так, а где мой хрустальный стакан?
- Bellow, in under drawer. Are you of late many drink, boss. This is bad, very bad.
- Ладно, заткнись, все это метафора. Наливай, бля!
Она налила ему коньяка, а он, держа ее за талию, запил одним разом и закусил шоколадной конфетой.
- Так, хорошо, горячо пошло, печень обожгла. Давай занюхаю твоими грудями. О..., нормально. А ну ка, налей еще...О...Хороша.
Он взглянул на Инну, и его посетила весьма пикантная мысль.
- А ну ка, поди ка сюда...да подойди. Подойди...
- That you do?
- Не умничай, пизда! Так, сюда, сюда...
Цвигун освободил локтем свой стол от бумаг и папок, уложил ее перед собой, поднял ее юбку кверху, стал снимать колготки.
- I itself, itself...
Инна сама сняла колготки, осталась в черных трусиках из тонкой ткани, потом легла спиной на стол.
- Аха! А это я сам сниму.
Он стал стягивать ее трусики вниз
- Is sick, ay!
- Да заткни ты пасть, ооо....
Цвигун стянул ее трусики вниз, и перед его глазами, прям перед носом было влагалище Инны. Оно на него смотрело ласково, зовя к себе. Он припал к нему ртом, стал лизать ее клитор. Она постанывала, направляя руками его голову в приятном направлении. А Цвигун все сильнее языком надавливал, чавкал и булькал, проникая все глубже.
- Lovely, thee that create...
- Да не пизди говорю...оооо......аху....
После этих слов и стонов, Цвигун привстал, член его был готов к бою, Инна это тоже заметила одним глазом. Он со всей силой вошел в нее. Держал за голову, плечи, и входил в нее с разбегу, размаху, опрокинув со стола на пол пепельницу, очки, бумаги, легкую подставку из красного дерева. Все рассыпалось на ковер с диким шумом, бумаги разлетелись в сторону.
Прошло минут двадцать. Все было кончено. Кругом в беспорядке у самого стола, на полу, разбросана была снятая одежда, богатое шелковое платье, какие - то кружева, туфельки со шпильками, ленты, резинки, галстук.
Цвигун, упал в кресло, и сотворил узкий узел пестрому, похожему на гюрзу, галстуку, и подобрал с паркета свои сломанные очки.
Инна же наводила марафет, сидя рядом. Потом она с кислой миной процедила:
- Enough, that will do. Now here been Orduhanov, he is chef of Neftianik. You are forget allready?
- Да пошел он в пизду, лезгин хренов. Я эту суку утоплю как Герасим Дездемону.
Запомни красавица, этот Ордуханов плохо кончит, ой как плохо кончит. (С одышкой отвечая). Ты когда ни будь видела упрямого осла? Так вот это он, Шовкет. Короче, меня для него нет. Ух... Ты вот что, позови ка ко мне этого... Маркарова, армяхона нашего. Да еще не забудь и их капитана, ну, я не знаю кто он. В общем, всех ко мне.
Почти в тот же день Эдуарду Маркарову и Вячеславу Семиглазову сообщили о том, что их к себе вызывает сам Цвигун. Они оба заволновались. Это были лидеры "Нефтяника" середины 60 годов. Они были любимцами публики бакинской.
Направляясь пешком по бульвару, в сторону КГБ, они начали спотыкаться друг об друга, потеть и пыхтеть.
- Эх, Эдик, Эдик, говорил я тебе, прекрати свои эти цеховские дела. Не слушаешь ты меня. Вот мы за тебя и отдуваться будем.
- Ай Славик, подожди да, вай аствац, не скули да, родной, что ты паникуешь.
В подавленном состоянии они подошли к зданию КГБ и доложили о себе дежурному. "Ждите", услышали в ответ.
Через пол часа, они, тяжело дыша, вошли в кабинет к шефу азербайджанских спецслужб. Цвигун был в прекрасном расположении духа, рядом сидел еще кто-то. Футболисты его не узнали, он был им не знаком, а впрочем, им было сейчас все равно. В данную секунду их интересовало совсем другое: зачем они понадобились самому председателю КГБ Азербайджана, зачем их сюда вызвали. Стол был накрыт слишком просто: на нем стояла тарелка с красивыми на вид пирожными, бутылка фирменного коньяка и пачка сигарет. Воцарилась какая-то пауза. Прервал ее сам Цвигун.
- Ну че ребята, садитесь что ли.
Футболисты очень осторожно, как в замедленном кадре, присели с краю стола. Краснощекий и красноречивый Цвигун продолжал:
- Поздравляю вас с бронзой, и давай выпьем за наше третье место. Наливай Алеша (обратился к тому незнакомцу). Да вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь (повернулся в сторону Маркарова, а сам осушил стакан). О...хорошо. Да, зачем я вас вызвал. Значиться так. Бронза, это конечно хорошо, ну, не плохо. Это так сказать, первый кирпичик. Но у нас начинается новая глава. Надо покорять новые вершины!
Почему бы нам ни замахнуться на золото, а? Почему? Чем мы хуже остальных!
Нет, я конечно понимаю, там есть киевляне, тбилисское Динамо не подарок. Это да. Вот поэтому партия мне поручила вплотную заняться нашим азербайджанским футболом.
Я люблю Баку, люблю ваш клуб Нефтяник. Я часто думаю о нем.
Я вас вызвал потому, что у меня есть мощная идея, так сказать рац. предложение. Я долго думал над этим предложением, и понял, что на сегодня это лучшее, что можно придумать.
Как говорится, чекист есть чекист. Вот увидите, если мою эту идею четко претворить в жизнь, наш Нефтяник в следующем году в Чемпионате займет 1-е место, а в Кубке Чемпионов мы как минимум выйдем в полуфинал. (Налил себе коньяка и сразу выпил).
Да, братцы (задумчиво), это гениальная мысль. Но прежде я поговорю с вами. Значит, капитан ты, Семичастный,...тьфу... Семиглазов, ты извини сынок, это уже память дает трещину.
Ну а ты, Эдик, любимец бакинских болельщиков (повернулся к смущенно улыбающемуся Маркарову), ты почему торт не кушаешь? А ну ешь! Я приказываю (по-отечески).
- Спасибо, товарищ Цвигун, но он очень триперный.
- (Опешил и поперхнулся) Что? Какой триперный, кто триперный? (Посмотрел на торт).
- Ну, торт говорю, триперный.
Цвигун был настолько ошарашен этим заявлением, что недопитый фужер в его руке наклонился, и коньяк чуть пролился на ковер. Он поспешно вернул фужер в надлежащее положение.