Он грустно покачал головой, как обманутый и разочаровавшийся во многом человек, как человек, который по праву делает столь суровое порицание.
Дрэган отрицательно мотнул головой, ухватив рукой подбородок, что было признаком особого волнения. И вдруг он бросил взгляд на капитана и сухо и властно спросил его тоном человека, который знает то, чего не понимает собеседник:
— Тогда вы мне скажите одну вещь: как же мы можем все это претворить в жизнь, если нам ставят столько палок в колеса?
— А вы полагали вам их не будут ставить?
Василиу был настроен прямо-таки неприязненно.
И Дрэган ожесточился, в его голосе прозвучали нотки укоризны, словно капитан должен был бы все понимать, но не понимает нарочно. Его широкая грудь заходила ходуном.
— Как же мы можем все это выполнить, если у нас нет власти?
С презрением и озлобленностью, с чувством явного превосходства капитан взглянул на него, словно желая сказать: «А я думал, что ты стоишь много больше».
— Господин Дрэган, я человек из крестьянской семьи, которую политиканы обманывали из поколения в поколение! Со мной это дело не пройдет.
Именно это вывело Дрэгана из себя.
— Что не пройдет? Мы хотим провести аграрную реформу, а нам мешают! Вы и подобные вам могли и должны нам помочь, а вы стоите в стороне!
Дрэган задел больное место капитана.
— Аграрная реформа, — проговорил Василиу. — На фронте я беседовал со своими солдатами об этом и всегда твердил им, чтобы они не строили на этот счет никаких иллюзий. И знаете почему? — Он поднял глаза, и они снова оживились, стали молодыми. — Господин Дрэган, я вам уже говорил: я первый из нашей семьи, кого зовут Василиу. Когда я учился в лицее, я прибавил это окончание к своему имени Василе. Поезжайте в мое село, это совсем недалеко отсюда, и найдете много таких Василе, в том числе и моего отца. Правда, некоторые из рода Василе были наделены землей после той войны. Но пойдите и посмотрите, осталось ли у них от этого что-нибудь. В том числе и у отца. Нашли определенную форму дать землю, а чтобы отобрать ее, нашли десятки других форм. Вот почему я не верю словам и, как видите, должен был не верить даже фактам. Политика? Я сделал бы все возможное, чтобы ее уничтожить. Так что вы не рассчитывайте на мою, именно мою, помощь в политической борьбе.
Дрэган хотел что-то возразить и даже сделал движение своей тяжелой рукой, чтобы перебить его, но капитан не дал ему говорить.
— Постойте… Уж коли мы завели об этом речь, надо все договорить до конца. Мне бы хотелось, чтобы вы поняли, что при столь высокой ответственности, которая возложена на меня благодаря занимаемому мной посту… — Дрэган при этих словах еще раз отметил, что Василиу не прочь подчеркнуть лишний раз полученные им звания, должность или власть, — мне хотелось бы сохранить определенную порядочность по отношению к своим предкам, хотя я и возвысился над крестьянином-лапотником, но у меня нет желания переходить в противоположный лагерь, который эксплуатирует этого лапотника. Вы понимаете меня?
— Не только понимаю, но и считаю, что это просто отлично.
Капитана не удивили эти слова, произнесенные Дрэганом с необычайной искренностью. С чувством собственного достоинства, как человек, понимающий абсолютную правильность занятой им позиции, он произнес:
— Любой честный человек поступит только так! А по моему мнению, вы честный человек. Мне понравилось, как вы вели себя и как говорили тогда, когда мы искали профессора. Благодаря вам я начал верить в вашу партию. Потом, когда я прибыл на фронт, мне понравилась работа ваших политработников, которые знали, как поднять настроение бойцов, и умели их воспитывать. В госпитале мне пришлось лежать с одним коммунистом. Он пришелся мне по душе. Но, поверьте, я говорю искренне, с тех пор как я начал наблюдать за повседневной жизнью, читать газеты, видеть то, что происходит вокруг, я разочаровался. Зачем вам, господин Дрэган, влезать в эту грязную политику? Зачем вам драться с царанистами и либералами, люди и так давно знают, что они всегда были мошенниками!