На мгновение все замерло, и тут раздался чей-то голос:
— Не посмеют стрелять… Что они, не такие, как мы?
Снова все смолкло, и опять раздался голос:
— Да, но кто-то должен сказать им это!
Старый Никулае почувствовал, как по телу побежали мурашки. Ему захотелось крикнуть: «Братцы, не стреляйте, у нас же общие интересы!» Он стал торопливо пробираться сквозь толпу, и тут позади себя услышал чей-то голос:
— Куда он идет? Остановите его! Не он должен идти, кто-нибудь другой!
Увидев Никулае, Дрэган бросился вслед за ним, расталкивая локтями толпу. Он и сам не заметил, как оказался один на пустом тротуаре.
Со стороны толпы доносился лишь приглушенный шум. Дрэган хорошо видел моряков, их винтовки, направленные на него. На него и Никулае. Старик был немного впереди. «Они меня убьют, — подумал Дрэган, внимательно оглядев здание примэрии. — Как бы там ни было, Никулае людям нужнее, чем я». Дрэган решительно прошел вперед и прикрыл собой председателя.
— Братцы! — закричал он. — Я знаю, вы не станете стрелять, но этого мало! Переходите на нашу сторону! — Он взмахнул одной рукой вверх, в то время как другой с силой толкнул Никулае назад. — Братцы, мы хотим устранить спекуляцию, из-за которой голодают наши семьи, мы хотим сместить тех, кто затягивает проведение в жизнь аграрной реформы, в которой вы и ваши семьи так нуждаются… Братцы! Братцы, в ваших жилах течет такая же кровь, кровь эксплуатируемых, тех, кого нещадно грабят!
За моряками на площадь ступили пехотинцы. Командовал ими Василиу. Он шел во главе своей части после колонны моряков. Командор, который передал ему приказ генерала, разозлил Василиу. «Свинья, — сердито говорил про себя Василиу, вспоминая, как командор разговаривал с ним. — Какой он мне командир? Я ему не подчинен! В настоящий момент я самый старший в пехотном полку и он для меня никто!»
С такими мыслями он шел во главе пожилых и раненых бойцов, которые безучастно следовали за ним. Он шел, как шел бы любой дисциплинированный военный, выполняющий приказ, не думая о том, что ему предстоит делать.
Но как только он вышел на площадь и увидел толпу, которая заполонила прилегающие улицы, он заволновался.
Василиу в нерешительности остановился и ощупал рукой висящий на ремне пистолет. Когда он посмотрел на лица своих солдат и полностью осознал, зачем они здесь, ему сделалось не по себе. «Может случиться, что я погибну, — подумал он и, стараясь оправдаться, сказал себе: — Но я ничего не стану делать вопреки своим убеждениям. Мною получен приказ окружить здание примэрии. Я окружу ее. Таким образом я воспрепятствую глупой борьбе между политиканами».
— Разомкнуться! — коротко и резко приказал он.
Он почувствовал, что бойцы без желания выполняют его приказ. К этому капитан уже привык. Это его не раздражало и не возбуждало в нем недовольства. Ведь и он получал приказы и должен был их выполнять.
Василиу внимательно следил за солдатами. Может быть, даже слишком внимательно. Взгляд его останавливался на каждом в отдельности. Он понял, для чего это делает: чтобы оттянуть момент, когда нужно будет повернуться к тем, кто подходил, момент, когда ему придется снова взглянуть на толпу, которая теперь, судя по доносившемуся до него шуму, вероятно, заняла всю площадь.
«В конце концов, и мои солдаты такие же бедняки, как и эти люди, — подумал он. — Напрасно Дрэган говорил о каком-то классовом различии!»
И, приведя свои мысли в порядок, чтобы обрести уверенность в себе, он повернулся к площади. Толпа все прибывала. Она теснилась, сжималась, подталкивала стоящих впереди. А сзади подходили все новые и новые люди. Возбужденные лица, не похожие одно на другое, взволнованные глаза, выкрикивающие слова протеста рты, размахивающие в воздухе руки — все это приближалось к капитану, заполняя то небольшое пространство, которое еще оставалось между его солдатами и людским потоком.
Посреди площади из колонны демонстрантов вышли два человека и пошли навстречу морякам. Они что-то говорили, и их сильные, громкие голоса воодушевляли толпу. Она поддерживала этих двоих, делалась вокруг них все плотнее и плотнее, подхватывала их слова и несла дальше, к солдатам, стоящим на другой стороне площади. Глаза и лица, которые теперь отчетливо различал капитан, еще сильнее выражали ожесточение и недовольство. Он слышал выкрики людей, собравшихся на площади. Постепенно слова стали обретать для него определенный смысл. Они были адресованы прямо солдатам, стоявшим сзади него, словно его совсем не было, словно его присутствие никого не интересовало.