Потом она уложила его, успокоила, и он заснул. Его сладкий сон был недолгим. Дрэган проснулся и недоверчиво произнес:
— Нет, ты не красива, ты не красива, ты лишь красивая химера моей смерти, ласкаешь меня только потому, что хочешь перенести на другой берег…
Но глаза ее говорили, что он ошибается. Она уселась на край его койки и спросила:
— Зачем тебе умирать, Гаврилэ Дрэган?
— Этого я и сам не знаю!
— И тебе не страшна смерть? — продолжала спрашивать она.
— Нет! — упрямо сдвинул он брови.
— Тогда почему же ты терзаешься?
— Да не терзаюсь я, — вызывающе ответил он. — Просто много еще всяких дел осталось в этой жизни.
— Выходит, что умирать-то не хочется?
— А кому, черт возьми, хочется?!
Он с возмущением вскочил, встал прямо перед ней, а вернее, перед пустотой и произнес, словно обращаясь к девушке, ко всему миру или к самому себе:
— Если нужно умереть — умру. Но ведь в борьбе нужно быть готовым к этому. Я пошел на борьбу, значит, я знал, что может быть такой конец. Если бы я остался жив, я многое сделал бы и, умирая, знал бы, что умираю не напрасно.
— Ты убежден в этом?
— Да, — ответил он, сверкая глазами. — Я знаю, что одни из нас должны погибнуть, другие будут жить! Вот и все! И не смотри на меня так: во мне страха не сыщешь!..
Она, вероятно, поняла его, так как перестала мучить вопросами и дала ему возможность забыться спокойным, здоровым сном, словно на следующий день его ожидала работа или любовь.
Во сне ему слышались какие-то крики.
— Ты химера моей смерти, — бормотал он, закутываясь в одеяло. Но крики не прекращались. Порой они становились невыносимо пронзительными.
— Тебе хочется, чтобы моя смерть была красивой, как свадьба, — произнес он во сне и тут же проснулся.
Нет, крики не приснились ему. Они были реальными. В громких голосах звучала радость, а из всех них выделялся очень знакомый голос:
— Дрэган! Дрэган!
Гаврилэ инстинктивно схватил шинель и сел на краю железной койки.
— Дрэган, Дрэган, где ты, Дрэган?! — кричал Тебейкэ в коридоре, куда выходили двери одиночных камер смертников.
— Дрэган, где ты, Дрэган?!
Заключенные задвигались, начали кричать, бить кулаками в двери, так что Тебейкэ не мог ничего разобрать. Он по очереди осматривал каждую камеру, целовался с каждым, кого освобождал, на ходу коротко рассказывал о восстании. В камерах находились несколько дезертиров, двое товарищей, ожидавших решения кассационного суда, и группа партизан. Дрэгана он нашел в предпоследней камере. Тот, несмотря на теплую ночь, не выпускал из рук свою солдатскую шинель.
— Дрэган, почему не откликаешься?
Не сразу Дрэган понял, что перед ним появился тот самый грузчик, с которым они более трех месяцев пробыли в одном отряде. Тебейкэ, не ожидая ответа, схватил друга в крепкие объятия.
— Дрэган, пришел день! Свобода, Дрэган! — Улыбка сияла на его круглом, как луна, лице.
Дрэган, широко раскрыв от удивления глаза, прижимал к груди солдатскую шинель и молчал.
— Постой-ка! — Тебейкэ, о чем-то вспомнив, сунул руку в карман и вытащил продолговатую бутылку пива. Откупорил ее и протянул Дрэгану: — На! Я как услышал, что идем сюда, решил во что бы то ни стало достать ее. Боялся, что товарищи стружку снимать будут, подумают, что я смылся куда-нибудь. А я, видишь, не опоздал. Догнал их, да еще и с пивом в кармане!.. На, Дрэган! Ты же сам меня учил, что завершение каждого дела надо отметить кружкой пива! Давай!..
Когда Дрэган стал жадно пить пиво большими глотками, он вновь преобразился в того Дрэгана, который в дни получки одним духом выпивал по две кружки пива. Он с удовлетворением допил бутылку, обтер обратной стороной ладони губы и, сделав большие глаза, с удовольствием произнес:
— Ох, и пиво! Хорошо промочил горло!
— Да, да, горло, — произнес Тебейкэ. — А я уже было видел тебя в петле.
— Хорошо, что из-за кассации малость пришлось задержаться на этом свете, — сказал Дрэган. — А знаешь, Тебейкэ, — он остановился, выпятил широкую грудь, — после кассации мне хотелось бросить им прямо в лицо: «Не двух немцев я уничтожил, за которых вы меня осуждаете, а целый взвод, взвод!» — Потом, сменив тему разговора, он продолжал: — А как с операцией? Вы ее подготовили?
— Все в порядке! Сообщение по радио передали в десять часов. Сейчас уже за полночь.
— Тогда пойдем!
Дрэган пошел вперед большими тяжелыми шагами. Другие заключенные бежали впереди. Всем хотелось поскорее влиться в ряды участников восстания.