Однако в ту минуту, как они вышли из уездного управления, у него возник тот же самый вопрос: «Почему именно мне поручили найти профессора?» Это задание, первое после освобождения, не очень-то радовало его.
В утренние часы первого свободного утра город выглядел то особенно светлым, то каким-то растерянным. Закрытые черными маскировочными шторами окна свидетельствовали о том, что город еще подчиняется законам войны, в то время как распахнутые настежь окна показывали, что городу уже известно об освобождении. Воздух в городе казался каким-то необыкновенно свежим и чистым. Спешно отпечатанные маленькие листовки сообщали о том, что Коммунистическая партия Румынии призывает весь трудовой народ к оружию, чтобы бороться против немцев.
А он, Дрэган, вместо того чтобы сражаться, идет рядом с этим офицером и, надо же, готов обсуждать с ним данное партией задание… «Браво, Дрэган! И ты еще хочешь, чтобы тебе поручили что-нибудь поважнее!» Сердясь на самого себя, он с отвращением плюнул в сторону. Потом посмотрел на офицера и несколько резковато, словно желая дать ему понять, что он не тот человек, перед которым следует выказывать свое недовольство, спросил:
— А нельзя ли идти побыстрее, господин лейтенант?
Лейтенант не ответил и только прибавил шагу.
Их встретила девушка с византийскими чертами лица. Тряхнув своими пышными черными волосами, она подняла голову. Лейтенант и Дрэган остолбенели, увидев ее. Глаза у нее были большие, чуть удивленные, словно чем-то испуганные, лицо узкое, смуглое, тонкое. Держалась она настороженно, словно была готова немедленно отступить назад.
Вокруг нее громоздились кипы бумаг, вынутых из ящиков письменного стола. Через открытую дверь в комнату проникали длинные тонкие лучи солнца, и тени от фигур мужчин ложились на пол, на старинную мебель, на разбросанные бумаги.
На какое-то мгновение Дрэган словно забыл о своей свободе. А ведь он, возможно, был сейчас самым свободным человеком, потому что чувствовал себя не просто свободным, а свободным и активно действующим человеком. И вдруг видение только что перенесенных страданий вновь возникло в его сознании. Ему захотелось сказать: «Ты… ты химера моей смерти!»
Но он то ли испугался, то ли застыдился, опасаясь, как бы не произнести эту мысль вслух. Потом, не в силах удержаться, поглядел на девушку, в ее вопрошающие, притягивающие глаза, и подумал: «Кажется, она выглядит куда взрослее, чем вчера; лицо у нее стало более суровым».
Она тоже смотрела на него с подозрительным вниманием и напряженным удивлением, не спуская глаз.
— Чего вы на меня так смотрите? — громко спросил Дрэган.
— Вы?.. — пролепетала девушка.
— Да, я. Разве вы меня знаете? — недоброжелательно, сдавленным голосом спросил Дрэган, чтобы резко прервать разговор.
— Конечно знаю. Я вас видела вчера, ну конечно вчера!..
— Ну, если вы друг друга знаете, — галантно вмешался лейтенант, — тем лучше; надеюсь, барышня будет настолько любезна, что объяснит нам…
Но Дрэган перебил его, занятый своими мыслями:
— Так где же вы меня могли видеть вчера?
— В суде. Вас осудили на смертную казнь, — ответила она с покоряющей естественностью и чистосердечием.
Лейтенант посмотрел на нее так, словно она была не в своем уме. Но Дрэган, чтобы избавиться от впечатления странности встречи, похожей на галлюцинацию, словно желая положить конец всем неясностям и недоумениям, воскликнул своим зычным голосом:
— Да, вчера!
— Вчера, — повторила она, обращаясь к удивленному лейтенанту. — Вчера после полудня.
— Вас вчера осудили на смерть? — спросил лейтенант.
Дрэган, чтобы избежать прямого взгляда больших глаз девушки, оглядел комнату.
— Не вчера, — словно отрицая, ответил он. — Вчера вечером мне только отказали в кассации, отказали в пересмотре приговора. Сегодня должны были расстрелять. Может, как раз в этот час или чуть позже. Не знаю, обычно осужденных на смерть расстреливают после полуночи…
Он говорил только для того, чтобы избавиться от ее взгляда, от ее присутствия. Он, не переставая, рассказывал, все время добавлял что-нибудь новое, чтобы заставить себя не замечать ее. Он говорил так, обращаясь к лейтенанту, словно бы она и не присутствовала при этом. Сам не зная почему, он хотел, чтобы ее не было там, чтобы она вообще не существовала.
Но она, положив ему на плечо руку, вдруг оказалась так близко, что Дрэган почувствовал теплый запах ее волос.
— Вы наш герой, — сказала она ему. — Я всю ночь проплакала, вспоминая, какое суровое лицо было у вас вчера в зале суда. Всю ночь плакала, а утром первой моей мыслью было: «Спасется ли он?»