— Да, их очень много, — сказал Дрэган, продолжая думать о чем-то своем. Он осторожно опустил штору и только потом ответил Киру: — Возможно, их собрал Дину, а может, это сделали раньше другие товарищи. — Затем более твердо закончил: — Возможно даже, что они собрались по зову сердца или по призыву товарищей, которых до сих пор и не знали. Суть дела в том, что, если массы стали сознательными, их нельзя остановить! Ты видел, как народ заполнил площадь сегодня после обеда?
— Да, Дрэган, — с сомнением в голосе ответил ему Киру, — но Никулае застрелили, секретарь убит. Мы заперты… Я думаю о том, кто поведет людей.
— Кто? — Дрэган посмотрел прямо ему в глаза, притянул поближе к себе и, положив руку на плечо, заговорил уверенно, будто подчеркивая смысл каждого слова: — Ты, Киру, возможно, ничего до сих пор не почувствовал. Наша борьба расширяется и непрерывно мобилизует людей. Она делает их мудрее. Вот я, например, однажды уже ждал смерти, и мне все равно не страшно. Но подумай, каким я был тогда и каким стал теперь… Каким я был некоторое время назад? Вчера или даже сегодня, когда мы штурмовали примэрию? Как бы это тебе сказать, я становился сильнее с каждым мгновением, увереннее в себе. Жаль, что слишком поздно, — и он на мгновение умолк, вспомнив о положении, в котором они находились и с которым он, будучи натурой активной, не мог смириться. — Жаль, если мне уже не придется использовать опыт, который я приобрел. Ах, сколько еще я мог бы сделать! — Он снова замолчал и уставился в темноту, будто оценивая свои силы. Но уже через какое-то мгновение вспомнил, что не высказал всего, что хотел. Тряхнул головой и добавил решительно, словно подводя итог сказанному: — Но в ходе нашей борьбы постоянно формируется новый человек — надежный человек действия. Верьте, что тысячи людей, которые сегодня ответили на наш призыв… — Он снова остановился, посмотрел неподвижно прямо перед собой, будто ища где-то внутри себя подтверждение своим словам, затем закончил: — Да, те, которые ответили сегодня утром на наш призыв, завтра подхватят его и понесут дальше.
В этот момент из мегафона раздалась новая угроза, перекрытая голосом Трифу:
— Конечно, и я тоже об этом говорил! Люди собираются и спасут нас!
— Спасут? — зло ответил Дрэган скорее не его словам, а своей собственной мысли, предельно ясной: — Слышите, что они говорят? Мы умрем здесь. В этом можете не сомневаться. Даже если на площадь хлынет народ, они все равно из мести взорвут нас вместе со зданием примэрии…
— Очистите улицы! Иначе мы немедленно подорвем тех! — слышался голос.
Трифу одурело посмотрел сначала прямо в лицо Дрэгану, потом отвел взгляд, будто боялся, что тот прочтет его мысли. Тонкие ноздри Трифу раздулись, словно он принюхивался к чему-то. Он вытянул шею сначала к двери, затем в сторону площади, прислушиваясь, и, будучи больше не в силах сдерживаться, начал орать. Глаза у него помутнели, как у бешеной собаки:
— Не верю! Идиоты! Глупцы! Вы приносите меня в жертву, вы взяли меня с собою сюда, чтобы я погиб здесь. Почему?.. — Он отступил назад, притянул к себе спинку стула, прикрываясь ею, будто кто-то намеревался что-то бросить в него. — Я терпел, надеялся, что, может, придут освободить нас, вы поставите и меня на почетное место, потому что я рисковал вместе с вами! А так?! Умереть?! Почему я должен умереть? Я презираю вас, слышите? Презираю!
Он посмотрел направо, затем налево, как затравленный зверь, и, выбрав момент, сорвался с места и рванулся к двери.
Лишь его шаги некоторое время раздавались в темноте коридоров примэрии.
— Господин журналист, скажи: до какого места доходит шнур? — спросил Киру, продолжая прерванную мысль.
Все внимательно прислушались. Вопрос Киру был очень интересным и не мог не вселить хоть какую-то надежду.
— Шнур… — Катул сосредоточился, изо всех сил пытаясь вспомнить. — Думаю… Нет, нет… я уверен, теперь я вспомнил: до ящика! До черного, не очень большого ящика.
Киру прикинул что-то в уме, потом ровным голосом произнес:
— Та-ак!..
Все выжидательно смотрели на него. И Киру понял это. Он по очереди обвел всех взглядом, мотнул головой и сказал:
— Ясно. Это не бикфордов шнур, а электрический провод. Никакой надежды на спасение нет. Взрыв произойдет мгновенно после поворота рукоятки.
Все притихли.
— Вы уверены? — спросил Катул.
Киру приложил руку к груди, как человек, которому нанесли оскорбление, и поклялся:
— Клянусь моей Смарандой и двумя моими близнецами… — Его губы побелели и замерли на половине фразы. В глазах застыло восхищение, смешанное с болью. — Слабенькие такие, худенькие. Когда я прихожу домой, они всегда смеются… Смеются беззвучно, раскрывая маленькие глазенки и чмокая беззубыми ротиками…