Потом он на какое-то мгновение провалился в сон, а через некоторое время встрепенулся, будто увидев, как другая химера, безобразная, ложится рядом с девушкой и раздевается, не стыдясь своей увядшей плоти. Он даже увидел, как она протягивает свои голые костлявые руки к его груди, животу, волосам.
Его спасла девушка. Она заключила его в объятия, прикрыв и защитив своим молодым и красивым телом. Она успокоила его и снова направила его руки, сжимавшие оружие, в сторону цели.
Но он воспротивился, сказав с подозрением в голосе:
— Нет, ты не красива, ты не красива. Ты всего лишь красивая химера моей смерти. И ты ласкаешь меня лишь затем, чтобы спокойно перенести на другой берег…
Но глаза ее ответили: «Нет!» И она встала рядом с ним, спросив:
— Зачем тебе умирать, зачем тебе умирать именно теперь, Гаврилэ Дрэган?
— Милая, я и сам это знаю, очень хорошо знаю!
— И ты не боишься смерти? — спросила она еще.
Он нахмурился и ответил упрямо:
— Ничуть!
— Тогда почему ты мучаешься?
— Я не мучаюсь. Только у меня еще очень много дел в жизни.
— Значит, ты не хочешь умирать?
— А кто, черт побери, хочет?! — Он разъярился и, встав напротив пустоты, ответил, обращаясь то ли к ней, то ли ко всему миру, то ли к самому себе: — Если нужно умереть, умру. В бою человек должен быть готов к тому, что может погибнуть. Я вступил в бой, значит, знал, на что иду! В этом все дело! Понимаешь?.. Если бы я остался жить, мне многое надо бы было сделать. Но и умирая, я знаю, что умираю не напрасно.
— Ты в этом убежден?
— Да, — ответил он, сверкая глазами. — Кто-то должен умереть. И это все. Не спрашивайте меня больше ни о чем. Страха во мне ты не найдешь.
— Страха — да, я это знаю. Но неужели ты хочешь умереть?
— Ты — химера моей смерти, — пробормотал он. — Ты хочешь, чтобы моя смерть была красивой, как свадьба.
— Как свадьба?..
Но он уже не ответил. Твердо уперся локтями, направил оружие в пространство перед собой и выстрелил. Очередь, еще одна — все в том же направлении, пока возле черного ящика что-то не упало.
Холодными, как ночь, пальцами она вытерла капли пота с его лба.
Да, его долгом было спасти тех людей. Его величайшим долгом. Это чувство крепло в сознании Василиу с того времени, как он вышел из примэрии.
Он оглядел бойцов, указал каждому позицию, определил места пулеметов, переместил один взвод на боковую улицу.
Все это он делал с решимостью и твердостью человека, убежденного, что делает самое важное дело на земле.
Затем, когда все приготовления были закончены, он сам лег у пулемета, не спуская глаз с подрывной машинки.
С этого момента его больше ничто не интересовало. Он определил свое место. Те были его врагами. Он стал бы стрелять в них и уничтожил бы всех до единого, не испытывая никаких угрызений совести. Точно так же, как на фронте. Он ожидал только начала атаки.
И этот момент пришел. Сначала вокруг подрывной машинки образовалась свалка. Потом моряки бросились в сторону улицы, но никто не пришел спросить Василиу, почему он не выполняет приказ командора и не двигается вместе со своими солдатами вверх по улице, чтобы не допустить массы людей на площадь.
Группа хулиганов двинулась к черному ящику, но она не успела подойти, потому что и военные и рабочие оказались на площади. И вот тогда от группы хулиганов отделилась высокая фигура, к ней присоединились еще несколько и все они побежали к подрывной машинке. Василиу следил, как высокий приближается. Он тщательно прицелился и, когда цель была совсем близко, выстрелил. Но как раз в тот момент, когда он нажимал на спусковой крючок, с нескольких точек примэрии раздались очереди. И с северной стороны, и с южной и с крыш домов, и из подвалов, и с конца одной из улиц, и даже откуда-то из-за спины Василиу.
Хулиган дернулся всем телом, затем переломился в талии и упал прямо на провод.
Капитан не смог отвести взгляд, но он не сожалел, что не разглядел тех, кто стрелял вместе с ним. Он прицелился как можно лучше, как можно спокойнее по второму хулигану, направлявшемуся к подрывной машинке. В ушах у него загудело. Выстрел из здания примэрии показался ему особенно сильным.