Виктор же сделал все свои открытия без его участия — кто-то другой вводил его в жизнь и объяснял, что хорошо, а что плохо, учил его читать и разбираться в сложных вещах и простых истинах, кто-то другой наблюдал и присматривал за ним, и к кому-то другому Виктор обращался за поддержкой. Вернону сложно было представить, каким сын был младенцем или мальчиком — любил ли он засыпать у кого-то на руках и легко ли давались ему науки, выбрал ли свой жизненный путь он самостоятельно или по чьей-то указке. И грустить о потерянном времени было глупо — Роше твердо знал, что судьба сделала выбор за него, и, узнай он о Викторе, когда тот был совсем маленьким или вовсе еще не родился, Иорвета и Иана в его жизни могло и не случиться. И Вернон был этой судьбе благодарен за то, что она не заставила его выбирать. Но в успевшем возмужать и поумнеть, самостоятельном и порядочном юноше сейчас было множество тайн, которые Роше, возможно, хотел бы раскрыть, познакомиться с ним поближе, хотя бы только ради того, чтобы знать, что Виктор думал и чувствовал в разных ситуациях. Что его печалило или злило, что радовало и придавало сил. С Ианом Вернон освоил эту науку, может, и не до конца, но даже в своем нынешнем состоянии души юный эльф не был для него неразрешимой загадкой — он мог пойти войной на весь мир, но Роше был готов стать его верным оруженосцем в этой борьбе, как и раньше. Виктору же его поддержка могла оказаться совершенно не нужна. Особенно теперь, когда ему предстояло надеть корону и править самым крупным свободным королевством Севера.
В доме пахло сыростью. После отъезда Иорвета, Роше почти здесь не ночевал — он оставался во дворце или, если служба уводила его прочь из Вызимы, останавливался в корчмах и на постоялых дворах, и самому себе сложно было признаться, что главным врагом человека вдруг стало тягучее нудное одиночество. Раз явившись в его простое жилище, которое раньше было лишь стенами и крышей над головой, Иорвет внес сумятицу в размеренный ритм жизни Роше в столице. Его касание, казалось, было губительно магическим — как у легендарного короля, все вокруг себя обращавшего в золото, и спать в постели, которая все еще пахла эльфом, сидеть за столом, раскинувшись на котором, Иорвет игриво манил его к себе, даже проходить мимо изгнанного в коридор портрета супруга и встречаться с его нежным взглядом, было теперь для Вернона почти невыносимо. Все было не так, хотя вещи остались на своих местах, и в собственном доме без Иорвета Роше чувствовал себя чужаком даже больше, чем в университетских жилых комнатах или в Вызимском дворце.
Сырые дрова разгорались плохо, дымили, и Вернон уже начал подумывать, чтобы бросить это бессмысленное занятие и отправиться спать без ужина — не так уж он был и голоден. В доме стоял промозглый холод, но Роше было не привыкать спать даже на голой земле посреди темного враждебного леса — нужно было только поплотнее завернуться в одеяло и не раздеваться на ночь. И в миг, когда он готов был уже окончательно сдаться, раздался несмелый стук в дверь.
Отряхнув руки от копоти, Вернон поднялся и неторопливо направился в прихожую — должно быть, прибыл гонец от Анаис, чтобы уточнить время завтрашнего отправления. Роше надеялся, что молодая королева выразит желание отбыть до рассвета, чтобы поскорее добраться до Третогора — это могло избавить его от необходимости ложиться спать вовсе.
Стук повторился — уже настойчивей. Гонцы королевы такого нетерпения себе никогда не позволяли, и неведомый гость, казалось, боялся, что никого не застал дома — или что хозяин не желал ему открывать.
— Иду! — крикнул Роше, чтобы немного успокоить посетителя, и ускорил шаг. Иорвет с портрета, ему почудилось, взглянул на него немного ехидно.
На пороге, в луже натекшей с одежды воды, стоял Иан. Черная бархатная куртка отяжелела и прилипла к плечам, длинные волосы, собранные в привычную свободную косу, потемнели от влаги, и непокорные пряди обрамляли бледное и невыразимо несчастное лицо юного эльфа. Он неловко переступал с ноги на ногу, как уличный попрошайка, постучавшийся в первую попавшуюся хату, чтобы попроситься на ночлег. И отчего-то жалкий вид сына внезапно развеселил Роше. Он очень отчетливо вспомнил вдруг, как много лет назад, когда Иана еще и на свете не было, точно таким же, промокшим и несчастным, неуверенным, что его пустят погреться у костра, Иорвет вернулся из леса после того, как они крепко повздорили.
— Ты что, шлялся под дождем? — без приветствия спросил Роше, пристально глядя на сына. Тот кивнул, обхватив себя руками за плечи.
— Мне не хотелось возвращаться во дворец, — ответил он чуть дрожащими от холода губами, — ни в один из них.
— Живо в дом, — скомандовал Роше, — околеешь.
Будто боясь, что человек передумает, Иан юркнул мимо него в прихожую. В его сапогах хлюпала вода, а на деревянном полу осталась цепочка мокрых следов — Роше мысленно укорил себя за то, что так и не смог разжечь очаг. Он последовал за сыном в кухню, и тот, сразу заметив следы проигранного сражения с влажными дровами, присел перед очагом на корточки, повел рукой, и оранжевые язычки почти мгновенно заплясали по темной коре. Огонь разгорался легко и охотно, а Иан, не глядя на родителя, продолжал сидеть перед ним, теперь зябко протягивая к очагу ладони.
— Сядь на лавку, — сказал Вернон, и, когда Иан беспрекословно подчинился, опустился рядом с ним, потянул и снял сперва один сапог, потом другой, поставил их к огню, — раздевайся, высушим твою одежду.
Иан помедлил в нерешительности несколько секунд, все еще пряча глаза от взгляда отца, но потом начал неловко выпутываться из своей куртки. В доме почти не осталось сухой одежды, а сын, ростом пошедший в Иорвета, уже вытянулся на полголовы выше Роше, но тот поспешил на второй этаж, отыскал в спальне рубаху и шаровары, которые должны были подойти, и со своей добычей вернулся в кухню.
Иан успел расправиться со своей одеждой, и та темной мокрой кучей лежала на полу у очага. Вернон сунул сыну в руки большое полотенце, а рубаху и шаровары опустил на скамью рядом с ним. Он не спешил расспрашивать эльфа, что за трагедия с ним приключилась, и почему ему пришло в голову, что слоняться под дождем — это хорошая идея. Иан был, как потерянный много лет назад пес, вернувшийся в хозяйский дом, но пока не позволявший снова себя погладить — слишком настороженный и недоверчивый.
Юный эльф отжал косу и старательно обтерся полотенцем, скованно, словно стеснялся своей наготы перед отцом, натянул сперва рубаху, потом шаровары, и наконец напряженно замер у уже хорошо разгоревшегося очага.
— Ужинать будешь? — спросил Роше, мысленно прикидывая, не дает ли он невыполнимых обещаний — припасов в последние дни он не добывал, и в погребе могло не оказаться совсем никакой еды для них двоих, но Иан, разглядывая свои пальцы на ногах, угрюмо кивнул.
В погребе обнаружилось несколько крупных картофелин, немного масла и молока. Когда Роше вернулся со своей добычей, Иан продолжал сидеть за столом в той же позе, как нахохлившийся охотничий сокол, с глаз которого не сняли колпак. Вернон, украдкой поглядывая на него, набрал в маленький котелок воды, устроил его над огнем, и только когда потянулся за ножом, чтобы почистить картошку, сын наконец соизволил заговорить.
— Я никому не нужен, — тихо выговорил он, и Роше покосился на него, подавив естественное желание немедленно броситься его разубеждать — или напомнить юному эльфу, что, раз он явился в отчий дом, то надеялся, что хотя бы одному глупому человеку было на него все-таки не наплевать.
— Ани со мной не разговаривает, — продолжал Иан, не меняя тона, — Гусик так занят, что мы почти не видимся, и даже Яссэ…- эльф осекся, опасливо посмотрел на Роше, но тот слушал его, не выражая ни удивления, ни сомнений, — даже мой наставник, кажется, чем-то не доволен, и я не могу уже пару дней с ним связаться.