— Я все объясню на месте, — отчеканил он, и Иорвет, бросив отчаянный непонимающий взгляд на Вернона, принял его ладонь. Человек не успел даже выкрикнуть «Эй!», когда Знающий утянул Иорвета в портал.
Путешествие, длившееся лишь пару мгновений, выбило из легких эльфа весь воздух, и, очутившись на твердой почве, он сперва не понял, куда его привели. Перед высокими створками двери стояли двое рыцарей в черных доспехах и крылатых шлемах, держа на плечах тяжелые алебарды. Они были в Нильфгаарде — это можно было понять наверняка. Иорвет растерянно посмотрел на спутника — в голове тут же сложилась неприятная картинка. Иан, и так мозоливший глаза имперским придворным, выкинул какую-то скандальную глупость, может быть, публично взял Императора за руку на глазах у толпы. Может быть, нагрубил кому-то из важных вельмож, и теперь был заключен под стражу за свою дерзость. Иорвет открыл было рот, чтобы спросить, что же все-таки случилось, но мастер Риннельдор опередил его.
— С вашим сыном случилось… несчастье, — начал он и сделал многозначительную паузу. Иорвет попытался независимо усмехнуться.
— И вы позвали меня, чтобы я отчитал его? — осведомился он.
— …он подвергся воздействию магического взрыва, — прервал его тот, — повреждения оказались очень серьезными, и теперь он умирает.
Иорвет растерянно моргнул. Сглотнул за секунду накопившуюся во рту вязкую слюну. Оставалась робкая надежда, что от слишком сильного оргазма он просто отключился, и теперь бредил. Вот-вот эльф должен был услышать взволнованный голос Вернона, зовущий его из забытья, почувствовать, как человек хлопал его по щекам, стараясь привести в чувства.
Но мастер Риннельдор — самый настоящий, не плод его воображения — смотрел на Иорвета очень серьезно и прямо.
— Он… умирает? — тихо переспросил эльф. Знающий терпеливо кивнул и поманил спутника за собой.
Рыцари у двери пропустили их, неподвижные, как пустые доспехи, и Иорвет, не чуя под собой ног, вошел в просторную затемненную спальню.
На широкой кровати, до середины голой груди накрытый легким покрывалом, лежал Иан. Его руки — истончившиеся, точно истаявшие на жарком солнце, высушенные, как ветви мертвого дерева — покоились вдоль тела. Длинных волос больше не было — вокруг головы по подушке были разбросаны обкромсанные неровные пряди. Лицо — исхудавшее, осунувшееся, но казавшееся совершенно нетронутым — было почти прозрачным. Тонкие губы потрескались и ввалились, веки чернели густой тенью, нос, казавшийся сейчас длинным, как птичий клюв, болезненно заострился. Сын дышал — но впалая грудь поднималась и опадала редко и едва заметно.
Иорвет, совершенно оглушенный этим зрелищем, парализованный им, замер у порога, и мастер Риннельдор остановился за его спиной.
— С ожогами мне удалось справиться, — заговорил он негромко, — но от слишком большого магического усилия и затрат энергии его органы были повреждены, и теперь отказывают. Боюсь, я ничего не могу с этим поделать.
— Сколько?..- едва слышно обронил Иорвет первое, что пришло ему на ум.
— Пара дней, — пожал плечами Знающий, — а, может быть, одна ночь. Точно не знаю.
— Нет, — эльф сделал один несмелый шаг к кровати, застыл, точно боялся, что, подойди он ближе, все происходящее из ужасного сна превратится в настоящую реальность. — Я не верю.
— Верите вы или нет, но это правда, — сдержанно ответил мастер Риннельдор, — Его Величество вызвал во дворец личного лекаря своего отца — а тот, говорят, настоящий гений целительства. Но даже он ничего не смог поделать.
— Нужно позвать кого-нибудь из Ложи! — воскликнул Иорвет, повернувшись к спутнику, пока не решаясь переступить невидимой границы, отделявший дурной сон от яви, — Кейру Мец или Филиппу Эйльхарт!
— Госпожа Эйльхарт прибудет через пару часов, — все так же отвратительно невозмутимо ответил Риннельдор, — а госпожу Мец сейчас допрашивают по подозрению в измене.
— Но ведь что-то еще можно сделать, — к горлу Иорвета подкатил горький ком, мешавший говорить и даже вдохнуть, — вы же Знающий, чтоб вас накеры драли!
Мастер Риннельдор покачал головой и прикрыл глаза — на короткое мгновение Иорвету показалось, что на лице его вот-вот готово было проступить какое-то выражение, отличное от холодного спокойствия, и эльф едва сдержался, чтобы не вцепиться в него ногтями, выцарапать глаза, заставить спасти его сына — любой ценой.
— Мы решили, что вам хотелось бы попрощаться с Ианом, — голос Знающего зашелестел низким шепотом, — я оставлю вас.
Не дав Иорвету ответить, мастер склонил голову и, отвернувшись, поспешно вышел из спальни, оставив эльфа со смертью наедине.
Когда за Знающим закрылась дверь, Иорвет еще несколько мгновений стоял, не глядя на сына, опустив плечи и борясь за каждый новый вздох. Ему хотелось бежать прочь, не разбирая дороги, спрятаться, закрыть глаз и уши, лишь бы не видеть того иссушенного незнакомца, которого мастер Риннельдор по ошибке назвал его сыном.
Много лет назад, еще живя в Вызиме, Иорвет однажды уже держал на руках маленькое трясущееся тело Иана, проклятого и балансирующего на грани смерти. Тогда, собрав все свое мужество, высушив слезы и глядя реальности прямо в глаза, эльф нашел в себе силы принять неизбежное, забыть о себе и петь сыну, чтобы в последние минуты жизни он не испытывал страха. Но сейчас все было иначе. Тогда, отвоевав Иана у наползающей беспощадной тьмы, Иорвет поклялся себе, что больше с его сыном ничего подобного не случится, что он будет оберегать и защищать его до конца своих дней. И подвел его.
На негнущихся ногах эльф приблизился к постели. Присел на край, опасливо протянул руку, боясь, что, если коснется ладони Иана, она треснет и рассыплется пылью, как гнилой прутик. Так и не найдя в себе сил дотронуться до него, Иорвет, сглотнув горечь, прошептал:
— Иан?
Может быть, если бы ему хватило сил дозваться до него, дать сыну понять, что отец здесь, рядом, не бросил его, смерть, испугавшись, отступила бы.
— Иан? — повторил Иорвет громче, — Иан! — но сын не откликался. Его потемневшие веки не дрогнули, слабое дыхание не участилось, а к мертвенной бледности кожи не добавилось ни одной новой краски. — Иан…- последний раз Иорвет позвал его почти неслышно.
В спальне стояла гулкая невыносимая тишина, она давила на виски и плечи, как тяжелый полог позднего снега. Эльф опустил веко, словно теперь старался докричаться до сына мысленно, но все было тщетно.
Решение пришло нам ум так легко и быстро, словно Иорвет давно ждал шанса принять его. Словно тот, чье имя он произнес вместо имени сына, всегда крутилось у него на языке, застряло в мыслях, дремало, дожидаясь случая быть разбуженным.
— Какая ужасная трагедия, — произнес над ухом ровный приятный голос, полный, казалось, самого искреннего сочувствия, — ни один отец не должен хоронить своих сыновей…
Иорвет дернулся, хотя знал, что услышит эти знакомые, издевательски мягкие интонации, знал, кого увидит, открыв глаз.
Господин Зеркало стоял в паре шагов от постели, привычно сложив пальцы рамочкой, и на этот раз не улыбался. Его лицо — обычно приятно округлое, приветливое и открытое — сейчас осунулось и вытянулось. Глубокие тени залегли под совершенно черными глазами, очертили линии острых скул и опущенные уголки губ. Он был созданием тьмы — может, самой воплощенной смертью, нависшей над Ианом — и теперь это было совершенно очевидно. Словно, решив не притворяться добрым торговцем, к отчаявшемуся отцу Гюнтер на сей раз явился в своем истинном обличие.
Но разглядывать его и бояться увиденного было поздно. Иорвет вскинул голову и перехватил его пристальный любопытный взгляд.
— Спаси его, — выпалил он, не задумываясь, — бери все, что хочешь — мою жизнь, мою душу, мой разум. Только спаси его.
— Вот видишь, — господин Зеркало мягко покачал головой, — я же говорил тебе, что, позвав меня снова, ты больше не захочешь торговаться.
Иорвет раздраженно повел плечами.
— Забирай все, — повторил он, — верни моего сына, а меня — бери себе.
— Какая удивительная щедрость для того, кто утверждал, что у него ничего нет на продажу, — усмехнулся Гюнтер. Эльфу невыносимо было смотреть ему в глаза — будто он пытался сосредоточить взгляд на расплывающейся тьме на дне глубокого колодца. — Ты уверен, что новая сделка того стоит? Я ведь могу потребовать не только твою душу — что если в уплату за спасение я заберу любовь твоего человека? Или велю принести мне его голову?