Проводив взглядом веселую компанию, Гусик, смутно улыбаясь, повернулся к Иану и встретился с его тяжелым печальным взглядом.
— В чем дело? — тревожно спросил Император, — тебе больно?
Иан покачал головой.
— Мне нужно уйти, — произнес он очень тихо, пряча глаза, словно его вдруг страшно заинтересовали собственные тонкие пальцы.
Гусик, не найдя, что ответить, пристально смотрел на него. В то, что эльф и правда произнес то, что ему послышалось, было почти невозможно поверить. Не дождавшись ответа, Иан продолжал:
— Я не могу оставаться в Нильфгаарде, — он трудно сглотнул, старательно выбирая слова, — слухи будут продолжать блуждать, и то, что ты отец ребенка Ани, поставят под сомнение.
— Если потребуется, я сам расскажу о всех позах и способах, при помощи которых мы его сотворили, — с достоинством возразил Гусик, — народ ждал от меня наследника, и, получив его, не будет сомневаться в его происхождении. Я велю Ваттье об этом позаботиться.
— Если я останусь рядом с тобой, тебе снова будет грозить опасность, — не сдавался Иан, — если Яссэ хотел убить именно меня, он предпримет еще одну попытку — и скоро. Я не хочу, чтобы, когда это произошло, ты снова оказался поблизости.
— А если его целью был я, то кто, кроме тебя, меня защитит? — возразил Гусик мрачно. Этот разговор походил на сложную шахматную партию, в которой соперник решился на Ковирское нападение, и теперь брал одну фигуру за другой, приближаясь к королю.
— Я лишился магии, — на этот раз голос Иана сошел почти на нет, каждое слово сопровождалось хриплым вдохом, словно ему не хватало воздуха, — никто не знает, как надолго, и вернется ли она вовсе. Для Яссэ в таком состоянии я не представляю интереса, а для тебя буду просто бесполезен, тем более, что я не хочу больше…
Он замолчал, сглатывая, а Гусик подался вперед, дожидаясь, пока Иан закончит фразу.
— …я не хочу больше черпать силы там, где брал их до сих пор, — прошелестел эльф и вдруг поднял на Фергуса глаза, посветлевшие, полные скрытой боли, — я все это время использовал тебя, Фергус. Качал энергию из нашей связи, как тогда — помнишь? Когда мне пришлось лечить Ламберта. Я спал с тобой, чтобы мои силы росли, и только благодаря этому я смог остановить голема. И я… я больше так не хочу.
Гусик молчал, сжав кулаки. Под пристальным затравленным взглядом Иана ему вдруг стало холодно. Каждая их совместная ночь, каждая взаимная ласка сейчас всплывала в его памяти, окрашиваясь новой, омерзительно серой краской. Кольцо молчало — Иан говорил правду.
И, вопреки всем фактам, Фергус все же произнес, вымученно и тихо, не отводя глаз.
— Я тебе не верю.
Исхудавшее лицо Иана сморщилось. Из сухих глаз готовы были вот-вот политься слезы, он стиснул пальцы и натужно всхлипнул.
— Я не люблю тебя, Гусик, — выпалил Иан, — это все было ради магии. Яссэ прислал меня, чтобы я защищал твою власть, и просчитался. Но сам я вернулся не потому что хотел быть с тобой, а потому что магия без тебя мне никак не давалась.
На этот раз кольцо на пальце Императора отчетливо завибрировало. Фергус вздрогнул, словно вовсе забыл, что на руке у него был магический артефакт. Гусик медленно поднялся.
— Тебе нужно отдохнуть, — отчеканил он, не глядя на поникшего, похожего теперь на мокрого птенца эльфа, — мы поговорим, когда ты оправишься. Я не в праве удерживать тебя при себе, Иан. Ты свободен идти, куда вздумается. Но, что бы ты ни говорил, я все равно люблю тебя. И буду любить, пока дышу.
Он больше не взглянул на Иана и стремительным шагом покинул спальню.
Отправляться на поиски Ани не хотелось. Гусик вообще не мог понять, куда теперь деть себя. Может быть, стоило снова спуститься в подземелья и присутствовать на допросах. Или закрыться в своих покоях и проплакать от бессилия до рассвета.
В одной из галерей его нагнал Ваттье де Ридо.
— Допросы окончены, — сообщил он, поклонившись, и Гусик бессмысленно кивнул, — и мне нужно обсудить это с вами, Ваше Величество. Мне… и еще кое-кому.
Фергус удивленно посмотрел на разведчика, но по лицу того ничего невозможно было прочесть. Император кивнул и последовал за де Ридо по галерее.
Остановившись перед дверью Императорского кабинета, где сам Гусик обычно принимал важных посетителей, Ваттье почтительно открыл перед ним дверь, и юноша, охваченный внезапным мутным волнением, переступил порог.
Эмгыр вар Эмрейс восседал в кресле за столом, на месте Императора, сложив перед собой бледные нервные руки. При появлении сына он не встал, лишь сдержанно кивнул, и Гусик остался стоять в паре шагов от него, вытянувшись, как солдат на плацу. Ваттье обогнул его и остановился за креслом отца безмолвной черной тенью.
— Здравствуй, Фергус, — произнес бывший Император негромким голосом — тем самым тоном, каким он разговаривал со всеми, включая родного сына, пока находился у власти. Вечерний свет, падавший из незанавешенного окна, отбрасывал алый отблеск на его лицо, будто на улице бушевал страшный пожар. С тех пор, как Гусик видел отца в последний раз, следы старости в его облике отступили, точно знакомые стены придавали бывшему властителю прежние силы. И Гусик едва сдержался, чтобы не поприветствовать отца, как протокол предписывал здороваться с Императором.
— Здравствуй, отец, — проговорил он, — рад тебя видеть.
Эмгыр сдержанно повел рукой, выражение его лица ни капли не поменялось.
— Я прибыл поговорить с тобой, — проинформировал он, — в свете последних новостей.
Гусик изобразил непонимающую улыбку, все еще надеясь, что не понял наверняка, зачем отец выбрался из своей блаженной туссентской неги.
— Ты уже знаешь? — он удивленно поднял брови, — мы еще не объявили официально, но да — Анаис в положении, и к концу осени или началу зимы я стану отцом.
Эмгыра, похоже, немного проняло. Он бросил быстрый взгляд через плечо, к безмолвному Ваттье. Должно быть, старый разведчик еще не успел донести до своего истинного господина счастливых известий. Лицо де Ридо, впрочем, не дрогнуло. Эмгыр снова перевел взор на сына.
— Поздравляю, — кивнул он, — твоя матушка будет рада это услышать. Но речь сейчас не об этом.
Гусик изобразил на лице вежливую непонимающую заинтересованность, хоть и знал, что прикидываться дурачком перед отцом было совершенно бесполезно.
— Ваттье сообщил мне, что при дворе был раскрыт заговор с участием представителей чародейского сообщества, — тем не менее, пояснил Эмгыр.
— Все верно, — кивнул Фергус, — допрос подозреваемых завершен, и завтра состоится суд над заговорщиками. Я полагаю…
— Я полагаю, — перебил его отец, — ты знаешь, какой вердикт должен вынести этот суд?
Фергус почувствовал, как кровь отлила от лица, и кожу болезненно защипало. Он смотрел в непроницаемо-черные глаза отца, не в силах подобрать нужного ответа.
— Даже если заговорщики не совершали попытки убийства, — продолжал Эмгыр ровно, — они все равно изменники, и преступление их доказано. Не так ли?
— Так, — подтвердил Гусик, словно отец отчитывал его за разбитую вазу или неприличное слово, оброненное за праздничным столом, — но законы Империи…
— Законы Империи предполагают единственно возможный исход для изменников, — снова перебил его Эмгыр.
Гусик вдруг почувствовал, как в нем удушливой волной поднялась слепая иррациональная злость. Он напомнил себе, что вовсе не отец, а он сам ныне занимал трон, и за ним было последнее слово.
— Если я велю казнить заговорщиков, — заявил он с вызовом, — это может еще больше расшатать ситуацию. Те чародеи, кто не участвовал в заговоре, или кого наша разведка не смогла вычислить, обозлятся еще больше, и снова замыслят заговор — на этот раз уже с настоящим покушением.
— И, схватив их, ты снова велишь их казнить, — спокойно отозвался Эмгыр. Он будто рассуждал о смене времен года и росте посевных сортов винограда, — не ты принимал этот закон, и, отменив его сейчас, ты продемонстрируешь слабость. Чародеи в заточении или на каторжных работах опасней, чем казненные. А просто помиловать их и отпустить с миром ты не можешь. Тогда вся система наших законов потеряет смысл — а ты должен быть ее гарантом, а не разрушителем.