Помедлив мгновение, ведьмак посторонился, и Виктор присел рядом с ним, не замечая, что колени погрузились в подтаявший снег вперемешку с кровью. Собака тяжело дышала и смотрела на него испуганными темными глазами, вывалив побелевший язык из открытой пасти. Рана на крепком бедре задней лапы выглядела паршиво. Почти так же паршиво, как те, что Виктору приходилось лечить на войне. Только раненные солдаты никогда не были такими терпеливыми и отчаявшимися, как несчастная рыжая Клюковка.
Заклинание пришло на память само по себе, Виктору почти не пришлось прикладывать усилий. Магия потекла с его пальцев, собрав сразу и энергию ледяного наста на снегу, и горячее дыхание собаки, и проглядывавшую сквозь белизну влажную почву, и, казалось, участившееся биение его собственного сердца. Клюковка застонала, выгнулась дугой под его руками, но Виктор не слышал даже, как ведьмак начал материться у него над ухом, полностью сосредоточившись на чарах.
Еще мгновение — и собака застыла. Юноша не решился сразу открыть глаза — вполне могло статься, что магия его сработала совсем не так, как предполагалось, и просто облегчила несчастному животному неминуемую смерть. Но в следующую секунду горячий влажный язык несмело лизнул его пальцы, а над ухом Виктора послышалось облегченное «Сука…»
Он открыл глаза, но подниматься не спешил — на плечо Виктору легла теплая рука, и он замер, боясь ошибиться в собственных ощущениях. Собака уже аккуратно вставала на ноги, и через секунду начала подпрыгивать вокруг хозяина, который тоже вскочил и закрутился, как обрадованный мальчишка, получивший лучший на свете подарок. А рука девушки все еще лежала у Виктора на плече.
— Спасибо, — донесся до него ее тихий голос, и он попытался подняться, повернуться к ней, улыбнуться и наконец ответить что-нибудь путное, но от резкого движения голова Виктора закружилась, его повело в сторону, и он, проклиная себя на чем свет стоит, отъехал в небытие.
Сколько прошло времени, прежде, чем он пришел в себя, Виктор не знал. Юноша очнулся от того, что чей-то язык размазывал горячую слюну по его лицу, и слишком смелым стало бы предположение, что делала это синеглазая девушка.
— Клюковка, ты его сожрешь, — прогремел над ухом насмешливый мужской голос, и Виктор попытался сесть и отодвинуть от себя собаку. Та громко гавкнула прямо ему в лицо, потом отскочила, будто призывала погнаться за собой. Юноша лежал поверх чьего-то плаща, второй был свернут и засунут ему под голову. Во рту было сухо и мерзко, как всякий раз после использования слишком мощного для его силенок заклинания. В паре шагов на поляне горел костер, и девушка, сидя спиной, аккуратно подкладывала в него разломанные на короткие куски сухие ветки. Когда Виктор пошевелился, она обернулась через плечо.
— Очнулся? — спросила она — куда более приветливо, чем раньше, — а мы уж решили, что к Кейре придется тащить тебя, а не Клюкву.
— Я в порядке, — соврал Виктор, хотя в голове все еще неприятно гудело. Он сел и поежился — лежать на снегу было не самой блестящей идеей, но не то чтобы у него был выбор.
Девушка кинула в огонь последний кусок валежника, встала и подошла ближе. Присела рядом с Виктором на корточки, внимательно всмотрелась в его лицо, и он застыл, чувствуя, как сердце подпрыгнуло к горлу. Он не мог толком разглядеть, красивой была его собеседница или нет, не мог вглядеться в ее черты, чтобы постараться их запомнить, лишь одно было ясно — никого похожего на нее он в жизни не видел и, наверно, и не увидит. В романах, которые так обожала его мать, такие чувства описывали однозначно — любовь с первого взгляда.
— Где-то я тебя видела, — заметила девушка, немного помолчав, — рожа у тебя больно знакомая.
Виктор удивленно моргнул. Подобрался и попытался встать.
— Лежи, — бросил ему ведьмак. Клюква крутилась у его ног, пока мужчина зачерпывал в маленький котелок немного снега из самой внушительной кучи, — если ты тут помрешь, хоронить тебя будет сложновато — земля промерзла.
— Ты чародей? — продолжала допрос девушка.
— Нет, — мотнул головой Виктор и попытки встать оставил до лучших времен, — ну… не совсем. Я работаю в Университете, помогаю Ректору, — о том, что он вообще-то уже почти барон Кимбольт, говорить совершенно расхотелось. Девушка не выглядела, как та, кого можно было впечатлить этим заявлением.
— Ясно, — кивнула она, — я — Ани. Это — Ламберт. А спас ты Клюкву. Спасибо тебе.
Виктор улыбнулся. Даже имя у девушки было восхитительное — такое простое, такое поразительно звучное, словно специально созданное для того, чтобы твердить его по ночам или вставлять в романтические баллады.
— У тебя, часом, сердце сейчас не остановится? — поинтересовался ведьмак скептически, — оно так заходится, что мне отсюда слышно.
Виктор поспешил сглотнуть и велеть себе успокоиться — ситуация складывалась очень уж глупой. И в глазах Ани он, должно быть, выглядел полным идиотом.
— Жалко, оленя упустили, — продолжал Ламберт, подвешивая котелок над огнем, — ну ничего, ты, малышка, в него точно попала. Я попозже его отыщу.
— Я встретил вашего оленя, — заметил Виктор, найдя в себе силы наконец сесть, скрестив ноги. У дальнего края полянки он наконец заметил двух спокойно стоявших лошадей. Клюква отбежала к ним и, похоже, готова была начать их задирать, лишь бы не было так скучно. Большой черный жеребец, явно привыкший к таким выходкам, меланхолично покосился на нее и запрял ушами.
— И что? — Ламберт глянул на Виктора с подозрением, — его ты тоже вылечил, школяр?
— Нет, — Виктор перевел взгляд на Ани — та улыбалась, и от этой улыбки юноше захотелось найти несчастное животное в лесу и вернуть его к жизни, — я его… усыпил.
— А коров ты лечить умеешь? — ехидно поинтересовался ведьмак, — при дворе пригодился бы хороший коновал.
— Ой, затухни ты, Ламберт, — раздраженно бросила Ани, потом прикрикнула через плечо, — Клюква, сидеть! — и собака послушно устроилась рядом с конем, вытянувшись по стойке смирно. — мы проводим тебя домой. Только чаю выпьем, и пойдем, идет?
Виктор открыл рот, потом закрыл его. Ответить на это ему было нечего, кроме правды.
— Я могу и сам добраться, — сказал он, — я умею открывать порталы.
— Ага, чтобы тебя на выходе разорвало в клочья, — фыркнула девушка, — не привередничай, не такая уж у нас дурная компания.
Спорить с Ани Виктору совершенно не хотелось. Он поудобней устроился на плаще и наблюдал, как девушка и ведьмак, коротко переругиваясь, готовили чай в котелке и разливали его в большие жестяные кружки.
— Будешь пить из моей, — заявила Ани, наконец усаживаясь рядом с ним на плаще — так близко, что у Виктора дыхание перехватило, — уж прости, мы не рассчитывали на компанию.
Он ничего не ответил, и, когда девушка сунула обжигающе горячую кружку ему в руки, даже не вздрогнул. Ламберт уселся рядом с ними прямо на снег — его окружающий холод, казалось, ни капли не беспокоил. Ани деловито порылась в карманах своей куртки, вытащила плоскую коробочку, обтянутую синей кожей, открыла ее и извлекла короткую бумажную палочку, сунула ее в рот. Ламберт протянул руку, щелкнул пальцами, и кончик палочки затлел. Девушка вдохнула и с наслаждением выпустила изо рта струйку белого дыма.
— Чудное изобретение, да? — усмехнулась она, видимо, заметив удивленный взгляд Виктора, — мать моего мужа прислала из Туссента. Говорит, за этими фитюльками будущее.
Сердце юноши упало.
— Мужа? — тихо переспросил он, и ведьмак отчего-то громко рассмеялся, запрокинув голову.
— Мужа, мужа, — подтвердила Ани, проигнорировав его, — пей чай, а то околеешь.
Виктор сделал большой обжигающий глоток, закашлялся, и девушка устало покачала головой.
— И откуда ты взялся, школяр? — спросила она. — Оксенфурт отсюда далеко.
Облизнув немеющим от ожога языком потрескавшиеся губы, Виктор снова сглотнул. Отдал кружку Ани, чтобы не расплескать горячую жидкость на себя. Руки все еще продолжали позорно дрожать. По всему, вроде как, выходило, что мужем Ани был не Ламберт — по крайней мере, Виктору вдруг очень захотелось на это надеяться.
— Я гулял, — наконец изобразил он некое подобие признания, — моя лошадь испугалась и убежала.