— Рад тебя видеть, Милко, — ответил он наконец, — ты, я смотрю, неплохо устроился.
— Милостью Ее Величество Анаис, — ответил корчмарь.
Вернон, ясно давая понять, что разговор окончен, поднял свою кружку с горячим отваром шиповника.
— Да здравствует королева! — объявил он. Иорвет и Зяблик сидели, прижавшись друг к другу, и следили за разговором молча — Юлиан — с любопытством, а эльф — со скрытой тревогой, напрягшись, будто готов был в любой момент броситься через стол на корчмаря и перерезать ему глотку, реши он зайти в своих рассуждениях слишком далеко.
— Да здравствует, да здравствует, — подтвердил корчмарь. Он мельком посмотрел на спутников Роше, потом, не спросив разрешения, сел за стол и даже чуть надвинулся на собеседника, — А что, командир, в столице-то все тихо? Мы здесь в глуши живем, но тоже кое-что слышим.
Вернон нахмурился. Разговор принимал неприятный оборот, и Милко явно рассчитывал и дальше вести его по этому странному руслу.
— Столица продолжает строиться, — ответил он миролюбиво, но по старой привычке принялся прикидывать, сколько времени потребуется, чтобы выхватить нож из сапога, и успеет ли Иорвет прикрыть глаза Зяблику, — Ее Величество весной открывает Вызимский Университет, слыхал о таком?
— Слыхал, как же, — кивнул Милко, — только мы-то, деревенские, в университетах не учимшись. Нам и дела нет до этих ученых. А вот за свободную Матушку Темерию я завсегда выпью. Как в прежние времена, да, командир?
Роше выдержал прямой пристальный взгляд его глаз и даже нашел в себе силы снова скупо улыбнуться.
— За Матушку Темерию, — подтвердил он, сделав еще один глоток из кружки.
— Приготовьте нам комнату, — подал голос Иорвет. Его тон звучал твердо, в нем проскользнули прежние командные нотки — так же в прежние времена он отдавал приказ своим бойцам скрыться в ветвях и держать луки наготове, — мальчик устал, — эльф приобнял Зяблика за плечи, притянув его к себе, словно хотел огородить от непрошенного собеседника.
— Это пожалуйста, — Милко встал, еще раз посмотрел на Роше, а потом отошел от стола, не оборачиваясь.
Когда Юлиан заснул, прильнув к Иорвету, в свежей жесткой постели, эльф в ночном полумраке прямо посмотрел на Роше, которому тоже не спалось.
— Что хотел этот гребанный человек? — спросил он шепотом на Старшей Речи, будто опасаясь, что Милко подслушивал под дверью.
Роше помолчал немного, потом ответил совершенно честно:
— Я не уверен, но, похоже, здесь, в глуши, начинают ходить те же разговоры, что ходили в последний год моего регентства. Пожив немного в мире, темерцы начинают вспоминать, что все они — граждане Империи, и это снова начинает им не нравиться.
— И он хотел проверить, не желаешь ли ты собрать новое ополчение против ига южного захватчика? — в тоне Иорвета слышалась горькая ирония, но спрашивал он совершенно серьезно.
— Едва ли, — ответил Роше, немного подумав, — в прошлый раз я лишился имени и гражданства за то, что, по мнению темерского народа, лег под Императора. И все знают, чьей милостью мне удалось все это вернуть. Думаю, это скорее была угроза, чем деловое предложение.
Иорвет промолчал, и больше до самого утра они не разговаривали.
Утром за стойкой путников встречал не Милко, а высокая полная девушка с толстой русой косой. Она улыбнулась Роше, и в глазах ее не мелькнуло ни тени узнавания. Трактирщица, представившаяся Марфой, не обращая внимания на взрослых, всю свою приветливость тратила на маленького Юлиана. Тот, явно привыкший к девичьему вниманию, держался, как столичный франт, и не отказался от предложения взять сладких пирожков в дорогу.
Выехали поздно — солнце уже высоко стояло в небе, хоть и не слишком грело. Роше поплотнее закутался в плащ, и Иорвет, взявший Зяблика к себе на седло, прижал мальчика теснее, словно боялся, что тот упадет с лошади. Весь путь до столицы Вернон старался не думать о вчерашнем разговоре, хоть и решил для себя, что нужно непременно поговорить с Анаис о народных настроениях. Едва ли, конечно, королева сама не догадывалась о том, что происходит, но Вернон, охваченный внезапной тревогой за ее благополучие, хотел убедиться, что ей видна вся картина происходящего.
В Вызиму прибыли в сумерках. До назначенного представления циркачей оставалось еще два дня — Вернон сразу решил прибыть в столицу пораньше, чтобы дать Иорвету время приготовиться к встрече с сыном.
На Храмовых воротах стража отдала Роше честь, и было видно, что в глазах Зяблика от этой простой церемонии глупый человек заметно вырос — мальчик до конца не верил в байки о том, что в Темерской столице Вернона уважали, и что королева Анаис считала его своим папой. В последнем Юлиану еще предстояло убедиться — Роше рассчитывал официально представить названной дочери юного музыканта и предложить ей позволить ему тоже выступить при дворе. Но почтительных взглядов солдат для Зяблика пока оказалось достаточно.
Они проехали по тихим вечерним улицам столицы, и Юлиан, не выбиравшийся вместе с дядюшкой Лютиком дальше Новиграда, на этот раз с жадным любопытством глазел по сторонам. Роше было отрадно осознавать, что, даже по сравнению с Жемчужиной Севера, его родной город за последние годы похорошел настолько, чтобы поразить воображение маленького искушенного гостя. Улицы были светлыми и чистыми, мощенными свежей брусчаткой. Дома — перестроенные, заново покрашенные — смотрели на путников желтыми глазами окон. Путники проехали через небольшую торговую площадь — все лавочки были, конечно, уже закрыты, но здесь тоже царил благостный порядок. Фонтан в центре площади еще не работал после зимы, но мраморная чаша сияла белизной — Ани не любила лишних украшений — ни на себе, ни в своем окружении, но такие маленькие яркие детали делали безликий многолюдный город живым и уютным, привлекательным для гостей и приятным для местных. Эту простую мудрость — Роше точно это знал — до Ани донес никто иной, как Гусик, художественно одаренный и привыкший к нильфгаардской роскоши, но обладавший тонким вкусом, чтобы отделять лишний китч от настоящей красоты. Фонтан, должно быть, тоже привезли из Нильфгаарда.
— Куда мы едем? — спросил вдруг Иорвет, которого убранство столицы, казалось, ничуть не интересовало.
— Домой, — ответил Роше с улыбкой.
— Я думал, ты живешь во дворце, — заметил эльф скептически.
— Вот уж нет, — фыркнул Вернон, — ни за какие коврижки я бы не согласился снова жить во дворце — и Ани это отлично известно.
Эльф недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал.
Чтобы купить для Иорвета дом в Оксенфурте, в свое время Вернон продал участок земли с сожженной хижиной, где прошло его несчастливое детство, но позже, поняв, что большую часть времени ему теперь предстояло проводить не в окрестных лесах и не на фронте, а в столице, Роше приобрел для себя маленький дом в одном из новых районов Вызимы, возведенных на месте бывших трущоб. Жилище было не бог весть, какое шикарное, даже напротив — он почти не заботился ни о внутреннем убранстве, ни об уюте — была бы кровать, чтоб спать, и стол, чтобы читать и писать письма. Но Вернон не переставал надеяться, что рано или поздно Иорвет войдет в этот дом, может быть, чтобы остаться в нем навсегда. Вероятно, его нежелание украшать и обустраиваться было связано с тем лишь, что он мечтал, чтобы эльф сам развесил по стенам собственноручно вырезанные книжные полки, захламил маленькую кухню, застелил постель вышитым покрывалом и разбросал повсюду свои бумаги и перья. Потому, открывая неприметную дубовую дверь, Роше ощутил прилив теплого волнения.
Иорвет, держа Зяблика за руку, вошел в неосвещенный узкий коридор, но оглядываться по сторонам не стал.
— Горячая вода у тебя есть? — спросил он, — нужно умыться с дороги.
— Будет, — пообещал Роше, провожая спутников в кухню.
Он принялся разжигать очаг. Юлиан, во всю зевавший от усталости, плюхнулся на деревянную скамью у стола, и Иорвет, присев на колени, заботливо помог ему стянуть сапоги. За время долгого отсутствия хозяина дом успел выстыть, и сырые поленья разгорались плохо и дымили. Иорвет, раздраженно фыркнув, оттеснил Роше от очага и сам взялся за дело. Вернону оставалось сходить за водой и спуститься в маленький погреб за едой для позднего ужина.