Словно прочтя его мысли — вернее, конечно, не совсем мысли — Ани бросила через плечо, вытащив пыльную бутылку на свет:
— За ширмой есть холодная вода, — и Виктор с надеждой глянул в указанном направлении.
Спасительных действий, однако, он предпринять не успел — в дверь постучали, и от неожиданности он едва не вскрикнул. Анаис, отставив бутылку в сторону, нахмурилась и, отодвинув Виктора с пути, открыла.
На пороге снова стояла Кейра, только на этот раз ее лицо было бледным и печальным. Она не обратила ни малейшего внимания на припухшие покрасневшие от поцелуев губы Ани и на ее растерянного напряженного собеседника.
— Простите, что прерываю, — сказала она, — но я говорила только что с Филиппой, и у меня очень плохие новости.
— В чем дело? — сурово спросила Ани. Кейра вздохнула.
— Твоя сестра, Ее Величество Адда Реданская скончалась сегодня утром, — тихо ответила чародейка.
========== Фокусы и волшебство ==========
Занавесь фургона дрогнула, и Иан проснулся рывком, словно его толкнули. Еще не рассвело, и тесное, пропитанное запахом табачного дыма и театральной пудры помещение наполняли жемчужные сумерки. Эльф попытался протереть глаза, оглядеться, понять, что его разбудило, но осознал вдруг, что не может двинуться с места, только смотреть на плавно покачивающийся полог, отделявший его фургон от притихшего, застывшего мира снаружи.
Обычно в лагере никогда не бывало так тихо — всегда находились один или два циркача, засидевшихся до света, дождавшиеся, пока кто-то из их товарищей проснется, чтобы начать новый день. Сейчас же Иан чувствовал себя так, словно очутился на морском дне или посреди безмолвной пустыни — совершенно один и скованный неведомым страхом. Он открыл рот, чтобы позвать на помощь или хотя бы спросить, кто подошел к его двери, но не смог выдавить из себя ни звука. Занавесь снова дрогнула, будто невидимая рука провела по ней, не решаясь или медля откинуть ее в сторону. Иан чувствовал, как сердце, метнувшееся к горлу, заколотилось птицей в силках, попытался мысленно нащупать источник энергии вокруг себя, но понял, что в лагере, где никогда не гас костер, сейчас не теплилось ни всполоха огня.
Полог почти издевательски медленно начал приоткрываться, не впуская внутрь ни дуновения утреннего ветра, ни привычного запаха усталых коней и спирта, а потом, когда Иан уже почти оглох от биения собственного сердца, через узкий проход его маленького жилища заструилась непроницаемая мгла.
Она стелилась по полу, вползая внутрь, как тяжелый дым пожара, пульсировала, не спеша принять форму, подбиралась к его вытянутым ногам, словно хотела огладить его стопы — попробовать, прежде, чем поглотить. Иан попытался зажмуриться, хотя бы отвести взгляд прочь от наползающей мглы, но не смог. Не добравшись до него, застыв в дюйме от его ног, она метнулась вверх и наконец обрела очертания.
Над Ианом стоял некто, чертами напоминавший человека, но его руки, слишком длинные, острыми когтями касались клубящейся на полу лужи темноты. Всю фигуру черного незнакомца окружал, казалось, рой жужжащих пчел, вылетавших прямо из его пустых глазниц, и Иан вспомнил, что уже видел это существо — много лет назад, когда спящая в нем сила Истока еще не явила себя в полной мере и лишь пробивала себе путь на свободу, когда сам он еще не помышлял о магии и не знал, каким путем пойдет. Когда хватало крепких объятий напуганного отца, чтобы спасти его от этой неведомой тьмы, от этого необъяснимого видения, одного из многих вещих снов — и единственного, которому так и не суждено было сбыться.
Но сейчас эльф был со своим демоном один на один, лишенный голоса и магии, запертый в узких стенах фургона, не способный двинуть ни рукой, ни ногой, даже прикрыть веки, чтобы не видеть, как мгла поглощает его.
Неясное, дрожащее, как воздух в сильную жару, лицо надвинулось, и на Иана пахнуло холодом, запахом алхимических порошков и соли. Еще один провал — искривленный, будто в немом крике, рот — открылся, выпуская новый рой пчел, и они, жужжа, окружили голову юного эльфа, наполнили ее глухим глубоким гулом, постепенно заполнившим все его тело, как прежде заполняла его магическая энергия, ждущая, пока он велит ей превратиться, принять иную форму и потечь с его пальцев.
Иан болезненно дернулся, чувствуя, как запылали от едва сдерживаемой чужой силы ладони, и наконец закричал.
Он очнулся, дрожа всем телом, как в лихорадке, и чьи-то сильные руки удерживали его. Не открывая глаз, Иан потянулся вверх, словно хотел вынырнуть из утягивающей его трясины, почти увидел, немного искаженное поверхностью стоялой воды лицо отца — взволнованное, смертельно бледное, но такое знакомое, что один его вид мог разогнать все ночные страхи. Юный эльф даже хотел позвать его, но в рот, казалось, набились болотная грязь и ил, к горлу подкатила волна тяжелой тошноты, не давая сделать вдох.
Прохладные пальцы коснулись его лба.
— Все кончилось, — донесся до слуха юноши мягкий голос Яссэ, — это всего лишь сон. Проснись.
И подчиняясь его спокойному тону, Иан распахнул глаза.
Наставник сидел рядом с ним на разметанных покрывалах, поджав под себя ноги, и смотрел на юношу — без удивления, страха и беспокойства — лишь с любопытством. Иан, жадно глотая воздух, закашлялся и отвернулся, опасаясь, что его вот-вот вырвет на собственную постель, но после нескольких сухих спазмов дурнота покорно отступила. Яссэ, терпеливо дожидавшийся, пока ученика немного отпустит, не двигался с места, и, когда Иан наконец расслабленно откинулся обратно на подушку, придвинулся ближе и опустил восхитительно холодную руку ему на лоб.
— Дурной сон? — спросил он участливо. Юноша слегка мотнул головой, не спеша скидывать его ладонь. Он и сам не знал, что с ним случилось. Видения, мучившие его в детстве, ни разу не повторялись с тех пор, как мастер Риннельдор начал учить его держать собственную силу под контролем. У Иана случались плохие сны — тяжелые, грустные, тревожные. В них он терял близких или снова и снова переживал прошедшую войну, снова входил в наполненный криками раненных госпиталь в центре Вызимы, и умирающие солдаты, обожженные, пронзённые стрелами, изрубленные и переломанные, тянули к нему руки. В последние годы юный эльф вовсе почти перестал видеть сны, словно что-то внутри него не давало им просачиваться в него, сбивать с пути и сеять сомнения. Но сегодня все было совсем иначе. Он увидел вовсе не кошмар, проснувшись от которого, можно было взглянуть на реальный мир вокруг и подумать «Это всего лишь сон, на самом деле — все в порядке!». Иан словно окунулся из реальности видения в несуществующий иллюзорный мир, в котором Яссэ сидел рядом с ним и гладил его по лицу.
— Мне нужно на воздух, — попросил эльф, и наставник помог ему сесть, а потом аккуратно подняться на ноги. Иана покачивало, как с похмелья, и мысли путались в голове, но прохладный утренний воздух заставил тягучее наваждение немного развеяться.
Миру возвращались звуки. Привязанные к наскоро сколоченной коновязи, тихо ржали лошади. Кое-кто из циркачей уже проснулся и лениво готовился встречать рассвет — разводил костер и спорил, чья очередь отправляться за водой к ручью. Идти к своим не хотелось, и Яссэ словно почувствовал его нежелание, твердо взял Иана под локоть и повел прочь от лагеря, к берегу быстрой, давно взломавшей хрупкий лед реке.
Они уселись на поваленное размокшее от талого снега дерево у самой кромки воды, и Иан слегка дрожащими пальцами принялся набивать трубку. Курить он толком не собирался — во рту после сна и так было паршиво — но ему необходимо было чем-то занять руки. Яссэ не мешал ему и ничего не говорил, пока юный эльф не ухватил мундштук губами.
— Мы не поедем в Вызиму, — тихо обронил наставник, и Иан, вздрогнув, удивленно посмотрел на него. Тот сдержанно улыбнулся. — Труппа двинется дальше, минуя столицу, к Новиграду, а потом мы отплывем в Ковир.
— Но почему? — даже воспоминание об ужасном видении отступило перед новой холодной тревогой, охватившей вдруг Иана. До сих пор Яссэ никогда не менял планов выступлений — его труппа существовала вне границ государств, и в каждый город на пути въезжала, как к себе домой. Сам наставник всегда говорил, что для людей в Империи или на Севере, циркачи не были чужаками в полном смысле этого слова — они были подобны природным явлениям, и даже если представление их терпело фиаско, люди воспринимали это, как не вовремя начавшийся дождь или приход холодов. Сейчас же Яссэ рассуждал об этом так, словно не было ничего естественней, и Иан сам бы мог догадаться, что так и будет.