— Чародеи все равно захотят переворота, с вами или без, — прохрипел Эренваль. Он уже почти смирился с тем, что случилось, и к нему снова возвращалась способность рассуждать. Вполне могло статься, что Детлафф только что спас Императора Фергуса от свержения, буквально обезглавив протест, но едва ли исчезновение одной чародейки могло разубедить остальных в необходимости смены власти. — Я должен связаться с моим отцом и рассказать ему об их планах. Вас я, конечно, не выдам. Скажу, что Фрингилья пришла и ушла.
Лита кивнула, потом опустила глаза.
— А нам тоже нужно уходить, Детлафф, — обратилась она к вампиру, и Эренваль удивленно тоже посмотрел на него. Тот же понимающе кивнул, не выказав больше никаких эмоций, словно только и ждал этого приказа. — Мой папочка болеет без меня, как я и боялась, — нижняя губа принцессы вдруг задрожала, — и я должна его спасти. — Она протянула руку через стол и погладила Эренваля по тыльной стороне ладони, — я никогда не забуду того, что ты сделал для нас — и для Гусика, — сказала принцесса, — ты очень смелый, Эренваль.
Руки эльфа по-прежнему мелко дрожали, а в горле все еще стоял мокрый ком тошноты.
— Служу Отечеству, — с трудом пробормотал он.
========== Природа чудовищ ==========
Первые редкие снежинки сыпали с хмурого низкого неба и терялись в серебристой гриве Плотвы. Поднимался ветер, и Геральт, посмотрев вверх, в сгустившиеся свинцовые облака, бросил через плечо:
— Нужно поторопиться. Если начнется снегопад, засветло мы до предгорий не доберемся.
Они ехали через Махакамские горы уже почти неделю, то и дело вынужденные искать укрытие от непогоды в брошенных узких пещерах, в одной из которых застряли на целых два дня, пока бушевала последняя зимняя вьюга, но в остальном путешествие проходило спокойно. Геральт знал, что спешить им было совершенно некуда — после неприятного события в Мариборе, спутники провели в гостях у цирковой труппы Яссэ несколько часов за ничего не значащими разговорами и выпивкой и даже остались на представление. Иан, прощаясь с ними, пожелал им счастливого пути и, таинственно улыбнувшись, сказал, что надеется в скором времени встретить друзей в Вызиме. Лидер же труппы дал им в дорогу свежих припасов и посоветовал, какие дороги лучше выбирать, если они не хотели застрять в горах надолго.
Весь путь до первого перевала Лютик, не замолкая, вслух фантазировал о том, как здорово было бы путешествовать вместе с вольными циркачами, переезжая с места на место и каждый раз встречая свежую публику, еще не выучившую все их трюки наизусть, готовую удивляться новому. Он сетовал, что в Северных королевствах, похоже, не осталось ни одного человека, не знавшего его в лицо и не принимавшегося подпевать всем его песням. Геральт считал, что друг одновременно преувеличивал и кокетничал — бард просто обожал моменты, когда толпа подхватывала его очередную балладу и нестройно пела вместе с ним. Лютику нравилось быть ведущим голосом в большом хоре, эдаким Гелибольским крысоловом, ведущим за собой очарованных людей. Но спорить с ним он не стал, спросил лишь, где, в таком случае, друг надеялся найти неискушенных слушателей, раз все жители Королевств ему не подходили. Возможно, дело было в материале, а не в зрителях, и Лютик на это заявление, похоже, всерьез обиделся.
Он молчал почти целый день, до первой стоянки у подножия гор, а на предложение Геральта выпить у вечернего костра, гордо отказался. Это было уже совсем странно, и ведьмак, поколебавшись немного и зная, что пожалеет, принялся допытываться, что так задело в его словах барда. Тот ломался недолго — и первым капитулировало его нежелание пить. После нескольких глотков Лютик с трагическим видом признался спутнику, что в последние пару лет выезжал только на старых-добрых песнях, не в силах сочинить ничего нового и мало-мальски приличного.
— Поэтому отчасти, — вещал бард, откинувшись на нехитрой лежанке из своего плаща и веток и глядя в темнеющее небо, — я и поехал с тобой. Надеялся, может быть, близость к герою лучших моих баллад разбудит во мне прежний пыл. А то после Зимней войны ничего интересного в мире больше не происходит, и я иногда просыпаюсь с мыслью, что весь мой талант мне только приснился, а на самом деле я никогда ничего не умел.
— Ерунда, — отмахнулся Геральт — и тут же одернул себя. Страждущему гению ни в коем случае нельзя было так прямо заявлять, что его переживания — чушь, и засуха чувств иногда случается у каждого, — Тебе не я нужен, а какая-нибудь развратная графиня, — примирительно заметил ведьмак, — которой ты захотел бы читать сонеты под балконом. Желательно с ревнивым мужем-графом, чтобы потом добавлять в эти сонеты ноты драматического героизма или сатиры.
— Еще бы ты что-то понимал — хоть в любви, хоть в поэзии, — Лютик приподнялся на локтях и мрачно глянул на него, потянулся к бутылке и сделал несколько долгих глотков, потом снова улегся на спину, сложив ладони под головой, — к тому же, иногда мне кажется, что у меня не только неискушенной публики больше не осталось, но и не опороченных графинь. Или я просто разучился искать.
Геральт не смог сдержать беззлобной усмешки.
— Если тебе наскучили графини и новиградские куртизанки, отправляйся в Нильфгаард, — посоветовал он, — попробуй южной кухни, так сказать. А если тебе не хватает остроты и риска, решись соблазнить кого-нибудь важного, чтобы по-настоящему рискнуть головой.
Лютик, неожиданно заинтересованный этой нелепой и не самой умной шуткой, сел и пристально посмотрел на спутника.
— Я слыхал, — заявил он, — что прекрасная Рия вар Эмрейс теперь так занята торговыми делами, что почти забыла о старых-добрых нильфгаардских семейных ценностях — я видел ее корабль в Новиградском порту. Она приезжала на собрание Торговых Гильдий — и едва ли в компании всего своего выводка.
— Эк ты скакнул от ревнивых графьев к ревнивым императорам, — фыркнул Геральт, тревожно покосившись на друга. Тот был, конечно, известным болтуном, но в его ветреную голову идея соблазнить бывшую Императрицу могла постучаться вполне серьезно, — даже не стану напоминать тебе, что она замужем, у нее четверо детей, один из которых — наш добрый друг Гусик.
— И не напоминай, — улыбнулся в небо Лютик — слишком мечтательно, чтобы можно было решить, что он все еще шутил, — но за невинные признания и ухаживания еще никого не казнили.
— Тебя трижды чуть не казнили, — скупо напомнил Геральт, — именно за это.
— Что такое жизнь, если в ней нет риска! — заявил Лютик патетично, — и лучшие гибнут за любовь.
— А остальные — по собственной глупости, — буркнул Геральт.
Разговор тот плавно перетек в иное русло, но, пробираясь через горные перевалы, Лютик то и дело упорно продолжал возвращаться к этой неудобной теме, на одной из вынужденных стоянок даже вытащил свою лютню и, лениво поигрывая на струнах, шепотом пропел несколько куплетов о «морской зелени глаз» и «выросшем под Черным Солнцем золотом цветке». Геральт хранил свои замечания при себе, решив, что, открой он рот, мог сделать только хуже.
Снег усиливался, и ведьмак припустил лошадь быстрее — они уже выбрались на широкую каменистую тропу, ведущую к острогам гор, но до выхода в долину оставалось еще несколько миль. Лютик, ехавший позади, след в след, тоже пришпорил коня — его однообразие путешествия уже успело порядком утомить. Водка закончилась на последнем привале, и бард был очень близок к тому, чтобы превратиться в капризного ребенка, каждые полмили спрашивавшего «Долго еще?», и Геральт надеялся добраться до человеческих поселений раньше, чем испытал бы серьезное желание сбросить друга с ближайшей кручи.
Сперва сквозь снежную завесу до них долетели свист, бормотание и шелест крыльев, а потом горный воздух расколол пронзительный визг, который немедленно подхватили еще несколько вторящих ему голосов. Плотва нервно зафыркала, споткнулась на камне, и Геральту с трудом удалось успокоить ее.
— Это еще что такое? — спросил Лютик, подъезжая ближе, пытаясь одновременно натянуть капюшон поглубже и прислушаться к странным звукам.
— Гарпии, — мрачно ответил Геральт. Меч был надежно прикреплен к седлу, и с самого Марибора ведьмак ни разу им не воспользовался, но теперь потянулся к рукояти, проверил, легко ли выходит из ножен клинок, потом пробежал пальцами по оперениям арбалетных болтов в походном чехле. — Похоже, ссорятся из-за добычи. Поехали. Сейчас плохая видимость, может быть, удастся проскользнуть незаметно.