Иорвет некоторое время молча смотрел на мальчишку, потом, сев повыше на подушках, подался вперед.
— Послушай меня очень внимательно, Виктор, — заговорил он серьезно, не обращая внимания на боль в горле, — если ты собираешься повторить свою речь о том, что тебе никто не нужен, и отец для тебя — просто тот парень, с которым однажды по глупости переспала твоя мать, лучше сразу уходи. Ты ничего не знаешь о Верноне, но я скажу — он прожил почти всю жизнь с ужасным бременем ненависти к собственному папаше, мог убить любого, кто произносил в его присутствии слово «ублюдок», и ему потребовалось много времени и сил, чтобы справиться с этим призраком. Он вырастил чужого ребенка, как собственного, и это ему помогло. Но тут появляешься ты — его плоть и кровь, сын, о котором он прежде и не слышал, и которого, по его мнению, бросил. Ты и сам ничего не знал, и твоей вины тут нет, но, клянусь тебе, Виктор, если ты причинишь моему человеку боль — неосторожным словом или как-то иначе — я найду и убью тебя, пусть бы даже в Третогорском дворце. Ты меня понял?
Виктор, пока Иорвет говорил, смотрел на него, не отрываясь, и собирался уже ответить, но дверь в спальню отворилась, и на пороге появился Вернон со свертком в руках.
— Очнулся, — он поспешил к кровати и, сунув Виктору сверток, присел на край постели и провел ладонью по щеке Иорвета, — Ты меня до полусмерти напугал, зараза ты ушастая. Когда начал метаться, я думал, сам помру с тобой рядом. Хорошо, что Виктор пришел.
— Да уж, великолепный Виктор снова явился в самый нужный момент, чтобы всех спасти, — усмехнулся Иорвет, перехватил руку Вернона и прижал ее к своей щеке плотнее, — но я ведь говорил тебе, мой глупый человек, я старею — и такое со мной теперь будет приключаться часто. Если каждый раз ты будешь впадать в панику, долго мы не протянем.
— Совсем необязательно, — встрял вдруг Виктор, и человек быстро обернулся к нему. Мальчишка, ничуть не стушевавшись под его пристальным взглядом, улыбнулся, — я еще в прошлый раз, когда предлагал помощь, хотел это сказать. В Университете я читал труды одного эльфского алхимика — он описывал болезнь с подобными симптомами. Он называл ее «Хворью скитальца» — она случалась с теми, кто долго терпел лишения, недоедал и подвергался воздействию природных ядов. Некоторые органы от такой жизни изнашиваются, как старые шестеренки, и весь организм начинает страдать.
— Почему Шани об этом ничего не знала? — резко спросил Вернон, и снова, как в недавнем разговоре, Иорвет услышал, что человек хотел, чтобы его разубедили.
— Профессор верит в современную науку, — пожал плечами мальчишка, — и не тратила времени на чтение старых фолиантов, особенно магических.
— И эльфских, — закончил за него Иорвет, и Виктор, не услышав подвоха, кивнул.
— Эта болезнь встречается редко, и только у представителей Старшего народа, доживавших до почтенного возраста — а таких в истории было слишком мало. — продолжал он, — но от нее есть лекарство. Думаю, если бы вы сразу обратились к чародею — или к Знающему — он бы сказал это вам.
— Ты можешь ее вылечить? — быстро спросил Вернон, не дав Иорвету возразить.
— Мои познания в алхимии довольно бессистемны, — опустил взгляд Виктор, — я знаю рецепт, но лучше вам обратиться к какой-нибудь чародейке или эльфскому магу. Они помогут наверняка.
Вернон повернулся к Иорвету, и по его взгляду эльф понял, что человек ждал решения от него. Тот тяжело вздохнул — чего только не сделаешь из-за любви — даже позволишь недоучке-человеку лечить себя древними эльфскими эликсирами, если недоучка этот — сын твоего мужа.
— Не надо чародеек, — Иорвет устало откинулся на постели, — и эльфские маги нам знакомы только весьма сомнительные. Если ты можешь помочь, Виктор, я буду тебе очень благодарен.
========== Тонкости супружеской верности ==========
— Девочки вечно влюбляются в своих отцов, — вздохнула Кейра, наливая снадобье в чашку, но Ани, сидевшая с ногами у нее на кровати, лишь усмехнулась.
Последние дни прошли тревожно. Со смертью Адды советники и приближенные к правителям люди — и в Темерии, и в Нильфгаарде — начали бить тревогу и строить теории о том, кто станет новым королем Редании, и какой курс он выберет в отношениях с соседями. Не то, чтобы в сестре все до этого видели мудрую властительницу и одобряли все ее решения, но Адда была известной фигурой, и можно было предположить, куда ее качнет в следующий раз. После Зимней войны Редания и Темерия поддерживали вполне мирные отношения, и никаких неприятных сюрпризов можно было не ожидать — Мариборский мир четко регламентировал послевоенную ситуацию и на карте, и во взаимодействии, и до сих пор никто из бывших союзников не стремился его нарушать. Кое-кто из фергусовых генералов предлагал, воспользовавшись пустующим троном, попытаться отвоевать часть территорий, отошедших Редании по этому договору, вернуть Империи «оккупированный Каэдвен», но Фергус, твердо намеренный избегать новой войны любой ценой, наотрез отказался. Анаис, хоть и была с ним совершенно согласна, знала, что это решение стало очередным жестом юного Императора, не нашедшего поддержки у его окружения, и позиция Фергуса ухудшалась с каждым днем. Нильфгаардская аристократия, прежде твердившая, что устала от войн его отца, отчаянно не желавшая поддерживать его геополитические амбиции и капризы, теперь, казалось, боялась, что Империя лишится своего статуса блистательного завоевателя из-за того, что новый Император не хотел никого завоевывать.
На Совете, состоявшемся после похорон Адды, Ани поддержала мужа и даже выступила с речью, напомнив, какими последствиями чревато разжигание нового конфликта, и предложив вместо этого налаживать связи с будущим королем Редании вместо того, чтобы сразу объявлять его врагом Империи. И, помимо политических, у молодой королевы, конечно, были на то и личные причины.
Кейра сразу сказала, что королем будет Виктор — еще до того, как он сам об этом узнал, до того, как кто-то успел даже подумать над его кандидатурой. Советница хорошо разбиралась в большой политике, но вопросы родственных связей ее интересовали гораздо больше — и Виктор, по ее словам, был самым логичным — если не единственно возможным кандидатом на трон. Когда все прочие еще не успели сообразить, что такая фигура на поле вообще существует, Кейра уже с уверенностью заявляла, что мальчишка наденет корону — скорее рано, чем поздно. И, конечно, чародейка оказалась права.
Первым делом Виктор отказался от наследства Кимбольта и титула темерского барона. Правопреемником он назвал своего новообретенного отца, но Ани крепко сомневалась, что Роше примет подобный подарок судьбы. Впрочем, она и сама рассчитывала уговорить его согласиться — после стольких лет верного служения Родине и короне, отец, безусловно, заслужил не только несколько орденов и наград за мужество и стойкость, но и более ощутимых благ. Молодая королева собиралась напомнить ему, что стены и деньги — это всего лишь неодушевленные вещи, и дурной след почившего барона на всем этом — ерунда. Получив титул, официально войдя в число влиятельной темерской знати, Роше мог сделать для своей страны гораздо больше того, что уже делал — в мирное время, которое и Ани, и Гусик, намеревались поддерживать, его обычная деятельность была почти бесполезной. В лесах осталось исчезающе мало диверсантов и разбойников, а с их остатками вполне справлялись отряды гвардейцев и крестьянские дружины, сформированные по всей стране. Возвращаться в политику Роше отказывался, но титул барона позволял ему высказываться по любым вопросам и рассчитывать, что его голос будет услышан — или поселиться в замке и вовсе не вмешиваться ни во что, занимаясь благоустройством собственных немалых земель. Так или иначе, королева не планировала пока объявлять свои права на наследство, дожидаясь, пока отец сам примет это решение, переварив новую информацию и смирившись с судьбой.
Все эти вопросы, безусловно очень важные, однако, отходили для Ани на второй план в сравнении с тем, что на самом деле буквально перевернуло весь ее мир. Для прочих Виктор был лишь никому не известным выскочкой, будущей марионеткой в руках чародейки-советницы Адды, важным — или очередным — лицом в череде реданских королей. Его имя пообсуждали и забыли, чтобы вспомнить вновь в день коронации. Ани же последний десяток дней не могла выкинуть Виктора из головы — и дело было, конечно, не в его правах на престол.