— Мне был открыт доступ далеко не во все помещения Тинуэта, — ответил Дэвид. — Я ведь тогда только пришел в ваш мир. И без запасных тел чудес хватало. В общем, будем считать, что ты меня просветил. Наверное, сложно такую штуку создать, — землянин кивнул в сторону хрустального гроба.
— Да, — подтвердил Эдвин. — Непросто. Поэтому у горожац запасных тел обычно нет, разве что у городской элиты, то есть — у тех же аристократов, которые по каким-то причинам не имеют земли и живут в городе. Это на Ильт-фар шансы пятьдесят на пятьдесят, а чем слабее Дар, тем меньше шансов, что душа будет притянута. Кроме того, нужно знать кучу дисциплин и иметь мощный Дар, чтобы сделать само запасное тело. Я, например, собственноручно сейчас такое состряпать не смогу. Это тетушкина работа.
— Да, тетушка у тебя профи...
— Ага.
— А как к такому вот мошенничеству относятся боги смерти? — поинтересовался Дэвид.
Эдвин хмыкнул:
— А как они могут к нему относиться?
— Понятно.
— Хеллаэнцев боги вообще не любят. Потому что мы их ловим и, — Эдвин сделал вращательное движение, как будто поворачивал ручку гигантской мясорубки, — перерабатываем в полезную энергию...
Дэвид улыбнулся. Несмотря на некоторую понтовость, с которой все это произносилось, случаев, когда хеллаэнским магам удавалось поймать какое-нибудь локальное божество и использовать по непрямому назначению, было известно более чем достаточно.
— С запасными телами все ясно, но я все еще не понимаю, как это поможет нам сохранить свободу.
— Я еще не все рассказал про тела. Клон идентичен своему образцу только в самом начале, когда его только-только сделали. Но живой человек не стоит на месте. Мы развиваемся, набираемся сил, либо, наоборот, деградируем, что-то приобретаем, что-то теряем... Человек не может жить и не изменяться. А спящий клон — это то состояние, в котором мы находились когда-то. Если я получу рану, она заживет, останется шрам, потом меня убьют и я оживу в новом теле — шрама, само собой, не будет. То же самое и с гэемоном — по крайней мере, со значительной его частью. Если меня инициируют какой-то стихией, а потом я умру, скорее всего, я эту стихию утрачу. Тетушка говорит, что Имена и Высшая Магия так не теряются, поскольку они сидят в адепте слишком глубоко, в силу чего на уровне Угал-джогус-фарот смерть, как правило, переживается относительно безболезненно, но это не наш с тобой уровень. Чтобы избежать потерь, аристократы периодически обновляют свои запасные тела. Либо наоборот, избавляются от каких-то проклятий или болезней, с которыми не удается справиться обычными способами, оставляя старое тело и переходя в запасное, возвращаясь на более раннюю ступень развития. И еще важный момент: до определенной степени можно регулировать, что именно мы хотим оставить от своей старой индивидуальности и что от новой. Это все подводит нас к вопросу сохранения свободы. Да, нас перекроят в Обители. Но можно оставить здесь клона. При том этот клон будет включать в себя не тело и часть гэемона, как обычно, но некоторые структуры души и ментального тела. Понятное дело, что не все — тут полную копию сделать невозможно при всем желании, но копию некоторых, самых важных частей. Тех, трансформации которых мы не хотим допустить. В первую очередь это система ценностей, конечно.
Дэвид задумался. План Эдвина выглядел не самым плохим. Конечно, наверняка потом обнаружатся какие-нибудь подводные камни, что-нибудь пойдет не так как надо — это стопудово — но все предусмотреть все равно невозможно. Это ведь жизнь, а не логическая игра. По крайней мере, эта затея давала шанс «остаться при своих», а большего Дэвид получить и не стремился. Ему лично просто нужно вернуть Идэль, и все. А убийствами Обладающих пусть занимаются какие-нибудь маньяки, он не станет мешать...
— В твоем плане я вижу крупный изъян, — сказал землянин. — Если нашу систему ценностей изменят, мы, скорее всего, просто не захотим возвращаться к тому состоянию, в котором находились когда-то. Не придем сюда и не позволим Вилиссе вправить нам мозги на место. А скорее всего, еще и стукнем на твою тетю тем, кто рулит в Обители.
— Совершенно правильно, — кивнул Эдвин. Казалось, он ожидал этого возражения. — И вот чтобы ничего подобного не произошло, нужно избавиться от лишних воспоминаний, прежде чем мы отправимся в эту школу. Сдадим по куску памяти тете Вилиссе на хранение. Кстати, я говорил, что ее в свое время приглашали в Академию преподавать псионику на последнем, четвертом курсе? Нет?..
...Немногим позже Дэвида одолели сомнения. Эдвин мог доверять своей тетушке, ибо знал ее с детства, но какие гарантии, что она не промоет мозги ему, чужеземцу? Землянина честно предупредили, что в случае согласия он будет подвергнут тотальному исследованию и ни один уголок своей души, даже самый интимный и темный, не сможет уберечь от псионических заклятий Вилиссы. Дэвид должен будет сам вручить ей ключи к своему сознанию, открыть все двери, сообщить все коды и пароли, провести на предельную глубину своего внутреннего мира. Даже будь он не магом, а самым обычным человеком, никогда не жившим в Хеллаэне, подобное предложение вызвало бы в нем, как и во всяком другом, резкое отторжение: нам дорог наш внутренний мир; есть вещи, о которых человек никогда и никому не расскажет; все самое лучшее и все самое мерзкое мы с равной ревностью скрываем от посторонних глаз. Это естественное неприятие, желание сохранить свой внутренний мир только для себя в данной ситуации усиливалось еще и тем, что он Бездарем уже давным-давно не был и с хеллаэнским обществом был знаком не первый день, уже свыкся с его культурой и отчасти впитал ее. Здесь нельзя было делать таких вещей. Категорически. Все равно что купить дорогущую тачку, приехать в самый неблагополучный район и оставить ее там на недельку — без сигнализации, с опущенными стеклами и ключами в бардачке. Может ли так быть, чтобы ее не украли? Да, может. Всякое в жизни бывает... Но поступать так — глупо.
Перемену его настроения Эдвин заметил сразу и оценил правильно.
— Если ты все еще хочешь поступить в Обитель, — сказал кен Гержет, — кому-то тебе придется довериться. Ты можешь отвергнуть Вилиссу, но в таком случае ты будешь вынужден искать какого-то другого профессионала, а я сомневаюсь, что в числе твоих близких друзей есть много спецов по псионике.
— По правде сказать, ни одного, — признался Дэвид.
Эдвин пожал плечами:
— В таком случае, тебе придется безраздельно довериться мастерам, работающим в Обители. Хочешь ты того или нет, а доверять к концу обучения ты им будешь так, как родной матери не доверял. Это нам с тетей нужно твое согласие на вмешательство, чтобы, влезая в твой разум, ненароком там чего-нибудь не повредить. В Обители все будет иначе. Ты позволишь им работать с собственным гэемоном — иначе нельзя будет ничему научиться — и тебе по ходу дела внушат доверие; испытывая к ним доверие, ты откроешь им — даже без всякого участия сознания, просто твоя воля будет расположена к тому — откроешь двери на более глубокий уровень себя, они войдут, изменят тебя и привяжут к себе еще сильнее, ты откроешься им еще больше—и так далее, до тех пор, пока они не получат тебя всего, целиком, без остатка. Три года, с их-то способностями, более чем достаточный срок для того, чтобы обработать ученика. Можешь пойти на это, если хочешь. Ты рискуешь в любом случае, но выбирать тебе неизбежно придется. Отказ от любой внешней помощи до поступления всего лишь означает, что ты выбираешь доверять Обители, а не нам с Вилиссой.
Дэвид вздохнул. Он понимал, что Эдвин прав. Надеяться, что тебе за красивые глаза дадут силу, достаточную, чтобы одолеть Обладающего, — глупо. Обитель утверждала так, но это была ложь. На самом деле эта сила даже не становилась предметом торга: Обитель ничем с внешним миром не делилась вообще. Обитель брала из внешнего мира магов, поверивших ее обещаниям, перерабатывала их и превращала в своих адептов. Но она ничего этому внешнему миру не отдавала и отдавать не собиралась; переработанный маг переставал быть самостоятельной единицей, он уже не был субъектом договора или сделки, он становился частью расширяющегося организма Обители.