— Я сказал Дранову, чтобы никто не уходил, я думал, он забыл тебя предупредить.
— Дранов предупредил всех, но я не хотела обсуждать это там. Сегодня вечером приходи к нам домой. Я буду тебя ждать.
— Хорошо, сегодня вечером я буду у тебя с Джордже. Надеюсь, я могу прийти с ним?
— Можешь взять и Джордже. Я приглашу еще кого-нибудь, чтобы занять его, пока мы спокойно вдвоем все обсудим.
— Этот ваш Дранов, — сказал Раду, — он что, думает, что прокурор носит в кармане пару наручников?
— Он боится.
— И ты боишься. — Раду взглянул ей прямо в глаза. — Поэтому ты и пришла сюда, к Фогорошам.
Она молчала.
— Ты и меня боишься, — продолжал Раду, — сегодня ты всех на свете боишься, — заключил он и покинул дом Фогороша, ради которого он во что бы то ни стало должен был восстановить справедливость.
Майя занимала весь первый этаж дома, расположенного в самом тихом, северном районе города. Во дворе росли три абрикосовых дерева, вишня и груша. К их ветвям был подвешен на латунных кольцах гамак. Этот маленький палисадник делал дом похожим на загородную виллу. Весь фасад его с улицы затенял огромный каштан с густой и пышной кроной. Благодаря этому в гостиной, обклеенной табачного цвета обоями, царил приятный полумрак. На Майе было шелковое декольтированное платье, открывавшее загорелые плечи с тонкими ключицами и красиво обрисовывавшее стройные бедра и маленькую девичью грудь. Она весело встречала гостей, представляя всем свою подругу-стенографистку, которая курила, развалившись в кресле и закинув ногу на ногу. Звали ее Вирджиния, и у нее были золотистые, как песок, волосы, разбросанные по плечам, а длинная тонкая белая шея походила на ножку гриба. Улыбка постоянно блуждала в ее карих подрисованных глазах.
— Это и есть господин Консул? — спросила она Майю, когда та представила ей Джордже Мирослава. — А я о вас уже слышала. — И задержала его руку в своей дольше, чем следовало. — Садитесь здесь, возле меня, я хочу разглядеть вас получше. Детская мордочка, глазки как у куколки, и где вы только достали их, маленькое чудовище?
— Одолжил, — весело ответил Джордже и подмигнул Раду: ну как она тебе?
Раду устало передернул плечами. Черт бы ее побрал, выругался он про себя, прямо фонтан, из которого льется болтовня вместо воды.
— Что это такое, чудовище? — возмутилась Вирджиния, топнув ножкой. — Вы делаете знаки за моей спиной?
— Я попросил у него сигарету, — сказал Раду.
— Вы лжете, чудовище, но я вас прощаю. У вас тонкие губы — типичная черта человека, который хочет чего-то добиться.
Угадала, подумал Раду, хочу, чтобы ты помолчала.
— Что вы будете? — спросила Майя.
— Коньяк пополам с водой, — ответила Вирджиния. — И бисквит.
— А вы? — Майя повернулась к Джордже и Раду.
— Коньяк.
Майя вышла в библиотеку, оставив дверь открытой.
Расположившись в одном из шести кожаных кресел, в беспорядке разбросанных по гостиной, Раду мог наблюдать за ней. Майя открыла маленький переносной бар, сделанный в форме ромба с обрезанными углами и с зеркальными дверцами. Прежде чем вытащить бутылку, она быстро оглядела себя в зеркале и поправила прядку волос на виске. Он подумал, что сегодня Майя нарядилась для него, и эта мысль была одновременно и радостной, и горькой. Раду откинулся на спинку кресла и стал рассматривать книжные полки, уставленные томами в красивых золоченых переплетах, массивный письменный стол орехового дерева, освещенный тремя плафонами на высоких ножках, похожими на обуглившиеся деревья, потолок, расписанный стилизованными сценами ада, камин с решеткой и декоративными вертелами — и ему показалось, что среди этого сладострастного комфорта Майя больше не похожа на ту Майю с пляжа. Майя! — захотелось ему крикнуть, но ее уже не было, лишь примятый ворс на ковре в том месте, где она только что стояла, быстро распрямлялся, как трава, по которой пробежала лисица.
— Чудовище, — услышал он голос Вирджинии, — подвиньтесь поближе и слушайте совершенно потрясающую вещь. Смотрите, как он уставился на меня, — повернулась она к Джордже, будто беря его в свидетели. — Словно поймал меня с поличным. Так вы знаете Хермезиу? — вернулась она к своему рассказу. — Это блестящий специалист, влиятельный человек, одним словом, это незаурядное явление в его области; зарабатывает столько, что может озолотить Майю с ног до головы, но иногда такое отмочит, только рот разинешь. Вчера я думала — со смеху лопну. Представляете, где-то в половине двенадцатого звонит телефон. А Хермезиу сидел, где я сейчас. Я делала Майе маникюр, четыре часа ее прождала, маленькое чудовище, — погрозила она Джордже, — и тут звонит этот телефон. Хермезиу берет трубку и передает ее Майе. «Говори, девочка» — так он ее называет: девочка. «Алло… алло… Ярко-фиолетовое? Достал ярко-фиолетовую материю? Джордже, дорогой, ты такой милый мальчик». А телефонный шнур, здесь начинается самое интересное, проходит прямо по груди Хермезиу. Представляешь, она говорит с тобой, а шнур лежит у него на груди. С ума сойти, какая у него была физиономия. Майя, вне себя от радости, что у нее будет ярко-фиолетовое платье, начала скакать на одной ноге: «Ярко-фиолетовое, ярко-фиолетовое, я себе сошью ярко-фиолетовое». Ну, потом — «Пока, целую» и все такое. И вы думаете, на этом все кончилось? Нет, оставался еще Хермезиу. Он так пристально посмотрел на Майю, потом на телефонный шнур у себя на груди и говорит: «Ярко-фиолетовый цвет, девочка, напомнил мне, как я болел корью в детстве». Я думала, лопну от смеха.