— Человек умирает, чтобы упокоиться в траве, а Жоицын покой искромсали прожорливые рыбы.
Я вздрагиваю и оборачиваюсь. Мама вошла и впустила в комнату снежную вьюгу, что давно, как собака, скреблась в нашу дверь. Вспыхнуло и затрепетало пламя в лампе, и разом треснули в печке оба яйца, что пеклись на завтрак Руксандре. Мама перекатила их деревянной лопаткой на тарелку и сказала, глядя на меня привыкшими к скорби глазами:
— Две недели подряд ей снился летний вечер, и липы вдоль длинной улицы, и яркие фонари, и мечущаяся над улицей черная птица.
— Пал с неба коршун и унес зеленую искру, высеченную бегом. Бывает, мы и сами гасим эту искру черным лоскутом сна.
— Все не так сложно, — говорит мама, — все гораздо проще, но Руксандре лучше не знать об этом. Ребенка надо прятать от беды в соломенный карман колосящегося поля.
— Мама, — говорю я, нежно обнимая ее за плечи, словно я опять маленький и вплетаю ей в волосы ковыль, — мама, мне шесть с половиной лет, объясни мне, почему Жоица утопилась?
— Она обернулась покровительницей странников, святой Пятницей, и пошла разыскивать отбившегося от стада олененка.
— А за нею следом лиса безногая, аист на костылях и змея бесхвостая.
— Не веришь? Что ж, скажу тебе правду: она пошла доставать из озера загубленную дорогу.
— Ту, что ослепла от проклятий?
— Дорогу в никуда… В первую весеннюю ночь ежи выходят собирать улиток с листьев шалфея, а бронзовый месяц превращается в рыжего жеребенка, и ветер подхлестывает его кизиловым прутиком. Окончив пир, ежи уходят, и на праздник собираются шестнадцатилетние парни. Они закалывают козла и жарят его на вертеле. Потом меряются силой в кулачном бою. Минует час боя, и жеребенка подводят к чаше горького меда, мед капает с мордочки жеребенка, и, опустившись перед ним на колени, каждый получает свою каплю и приносит клятву братской верности, которую не нарушит и под пыткой. Старик дает каждому по пять былинок диковинной травы, и они, надрезав руку, прячут ее под кожу, а дальше — вольница! Вскочив на коней, парни угоняют табун стригунков в горы. Туда, где стоит монастырь у источника. И получив плату, оставляют лошадей. Потом они спускаются в город Брэилу и находят каждый по нраву подружку. Дорога их прячет и не выдает следов. Большая дорога только разбойникам и служит, а ты идешь и идешь, не видя ей конца, и некуда скрыться от палящего солнца, а у колодезного журавля возле корчмы Флорики, пока ты пьешь воду, глядь — дорога свернулась, подкатилась к стойке и заказала тень и прохладу. А князь потребовал вина.
Какой князь?
— Здешний. Дорога получила тень и прохладу, князю принесли вина, а Флорика залилась звонким смехом, пронзив тебе сердце молнией фиалковых глаз. Корчма приютилась в дупле старого рожкового дерева, и свод ее был из красного сургуча, который врачует древесные раны и сберегает дереву жизнь. Искрящиеся воды Дуная замирали у порога корчмы, не решаясь в нее войти, — будто женщина, вымокшая на дожде, — и лишь забрасывали внутрь робкие блики. Сидя за деревянным столиком, ты листал страницы времени и вглядывался в сказочную старину.
— Флорика была колдуньей? Говорят, что они властвуют над ночью.
— Чтобы быть в сговоре с ночью, нужно остричь волосы, а у Флорики были длинные косы, до пят. Ей нравилось быть красивой, и она торопилась жить. Однажды князь привез ей яблоко с рымникского холма. Флорика разломила яблоко пополам; нравом она была сродни резвым жеребятам, что носятся вскачь по лугу, а кожа ее благоухала желтой лесной сиренью. Той самой колдовской, привораживающей сиренью, которую ищут замужние женщины в ночь на Ивана Купалу, когда луна, высидев цыплят, превращает их в яркие звезды и развешивает над домами юных девушек. Благодатное в ту пору было лето, от изобилия трав на пастбищах сосцы кобылиц набухали молоком. Князь подошел к Флорике, воткнул ей в волосы веточку сирени и сказал: «Я съезжу в Брэилу и вернусь за тобою вечером, а ты пока прогони того юнца, что спрятан под стойкой, прикрытый душистым донником. — И приказал: — Расстелись, дорога!» И дорога тут же развернулась, расстелилась перед князем и побежала быстро-быстро, потому что он был и ей хозяином, А Флорика разворошила донник, и показались сперва сапоги, потом кривой кинжал за поясом, потом широкие плечи — и вот он весь перед ней, удалой красавец вскочил на ноги, готовый на разбой и драку.