— А пока присядем-ка за тот столик с двумя цветочными горшками.
Майя, возвратившись из-под Южного креста, взглянула на столик. Круглый, дубовый, на трех ножках, он был мягко освещен поставленным посередине плафоном в форме рыбьей пасти.
— Очень мило, — сказала Майя.
— Напротив, — возразил Раду, уязвленный тем, что Майя постоянно обращается только к Джордже. — Очень даже глупо. В этом городе, похоже, даже электрики только тем и заняты, как бы выпендриться перед приезжими, хотя бы с помощью куска проволоки.
— Вряд ли в этом есть моя вина, — заметила Майя.
— Не обращай внимания, — шутливо сказал Джордже. — Он влюблен, и для него правила особые. Или вообще их нет. Подай ему руку, и помиритесь, все-таки влюблен- то он в тебя.
— Ладно, — согласилась Майя, посмотрев на Джордже долгим взглядом.
Официант принес вермут. Майя демонстративно чокнулась сначала с Джордже, потом с Раду и сделала глоток. Раду заметил, что сегодня она надела обручальное кольцо на правую руку. Когда они только познакомились, неделю назад, оно было на левой руке. На левой носят, когда замужем, а на правой — если только помолвлена. Сегодня я должен узнать, что она намерена дальше делать со своим Хермезиу…
— Ребята, — сказала Майя, поднимая бокал, — я рада, что вы мои друзья. С сегодняшнего дня я вам разрешаю хвастаться — конечно, в разумных пределах, — что вы друзья инженера Майи Хермезиу, которая ведет дневник, любит молочную карамель и ярко-красные платья.
— Нет-нет, — послышался голос Йовы-неудачника, пробиравшегося к ним между столиками, — не ярко-красные, а ярко-фиолетовые, цвета созвездия Северной Короны, и чтобы они ниспадали пышными складками вдоль вашего тела, подобного цветочному стеблю, моя госпожа. Это вам говорит Йова-неудачник, неунывающий человек, бывший продавец щеток и курьер издательства «Анкора», где вышли в свет «Десять заповедей любви». Эй, Глие-проныра, ты, которого государство одевает в черное, как таракана, подай сюда мой стакан, балканский лодырь. Не делайте такое лицо, уважаемый товарищ Стериан, мы с господином Консулом останемся в рамках Парнаса десять минут, и потом, если пожелает моя госпожа, я отполирую ее туфельки, стоя перед ней на коленях.
— Не надо, пожалуйста, не надо, — запротестовала Майя.
— Нет надо, скажите, что надо, — шумел чистильщик, — ибо все, что проходит через руки Йовы-неудачника, блестит, как физиономия мошенника, спящего под босфорской луной. А знаете, какая луна на Босфоре, уважаемый товарищ прокурор? Желтая-желтая, как снег, когда на него помочится пьяница.
… — Слушай, — разозлился Раду, — допивай свой стакан и-кончай ерунду нести. Даме скучно тебя слушать.
— Царица кавказская! — завопил Йова. — Вы скучаете? Лучшее лекарство от скуки — это путешествие. Только прикажите, и я поведу вас в Париж, город без сна, с кругами под глазами от двух тысяч лет недосыпания, больной циррозом Париж. Это цитадель жизни и вечного веселья, мы проведем вечер в «Фоли Бержер» — «folie» означает безумие, моя госпожа, «Фоли Бержер» — порождение ума, разгоряченного шампанским, сотня раздетых женщин прыгает на сцене, и вся Европа платит. Вы пойдете со мной в музей Гревен, пани королевна. Воск и еще раз воск. Вот шлюха Шарлотта Корде закалывает в ванне Марата; вот король Солнце: «Государство — это я!»; мерзавец Тьер; за портьерой госпожа герцогиня поправляет чулок — о, пардон! — но ведь она восковая. Воск и еще раз воск. Горы воска, чтобы он горел в церквах всего христианского мира, у католиков, православных и протестантов. Кроме того, мы увидим выступления фокусников. Самые большие ловкачи в мире, они то здесь, то там, настоящие жулики. Только в «семерку» там не играют, этого нет, это наше кровное, румынский патент. А какой в Париже луна-парк в Порт-Майо! Это Ривьера в миниатюре, волшебная Ривьера с каналами и лодками.
— Йо-ва! — угрожающе, по слогам сказал Раду Стериан.
— Оставь, пусть говорит, — успокоила его Майя. — Говорите дальше, дядя Иова.
— Стакан мне, Глие-проныра! — развязно потребовал Йова. — И закрой окна, дождь начинается… Пока мы едем по Румынии, можете спать, моя госпожа, здесь вы все знаете. Только возле Фэгэраша пробудитесь на минутку, вспомните, что мы проезжаем Поляну Нарциссов. О белые нарциссы, весны очарованье! Впрочем, в Швейцарии мы еще увидим нарциссы, моя госпожа, в Веве, у Женевского озера, не доезжая Лозанны. Жаль, что Венгрию мы проедем ночью. Из-за расписания «Паннонии-экспресс» мы сможем любоваться замками графов Эстерхази и принца Евгения Савойского только на фотографиях, развешанных в нашем купе. Зато в Вене в нашем распоряжении десять часов свободного времени. А может быть, даже останемся там на недельку. Стоит! Вена — родина вальса — та, та, та, там, та, там… Музыка «Концертного кафе» и Пратера. In Prater blüh'n wieder die Báume — в Пратере вновь цветут деревья. Пратер всегда открыт, мы пойдем в Пратер. Reisenrad — огромное колесо, которое уносит тебя прямо в небо, и ты можешь видеть всю Вену. Желающих полно, но мы иностранцы, иностранцы хорошо платят, и нам находят два места напротив двух белокурых девчушек в хорошеньких шляпках и платьицах ярко-фиолетового цвета. Но вот мы покидаем Reisenrad, прелестные венки исчезают, а мы перебираемся в поезд с открытыми вагонами и поднимаемся на Монтань-Рюсс.