Дверь приоткрылась, в комнату заглянул охранник. Когда мужчина увидел, что происходит, лицо его стало испуганным, и он кинулся к ящику с лекарствами, предварительно нажав кнопку звонка, проведённого в апартаменты Менгера. Оскар появился через несколько минут и, отобрав у бестолково топчущегося подчинённого таблетки, приказал подать воды. Осторожно разжав судорожно стиснутые челюсти Генриетты, он положил пилюлю ей на язык, заставив запить несколькими глотками из принесённого стакана, а потом, достав из коробки шприц, проткнул иглой пробку пузырька с морфином.[1] Обработав спиртом руку женщины, Менгер ввёл анальгетик и сел рядом с женой, держа её за плечи и поглаживая по спине. Постепенно конвульсии, сотрясающие хрупкое тело, прекратились, дыхание стало ровнее.
- Спасибо, Оскар, милый, - слабо улыбнувшись, шепнула Генриетта.
Тот не улыбнулся в ответ, с тревогой вглядываясь в зелёные глаза с расширенными зрачками.
- Грета...
Голос его звучал строго.
- Прошу тебя, при малейшем намёке на приступ сразу звони, и я приду.
- Но ведь ты не всегда бываешь у себя, - возразила она.
- Там обязательно дежурит кто-нибудь, знающий о твоей проблеме. Он отыщет меня или врача. Умоляю, не надо терпеть, иначе рано или поздно это плохо кончится.
«И пусть», - подумала Генриетта. Но вслух этого не произнесла, чтобы не травмировать Менгера. Голова её слегка закружилась от наркотика, и, закрыв глаза, она припала к плечу мужа. А тот сидел, не шевелясь, боясь потревожить дорогое ему существо. Он не знал, что перед внутренним взором жены, как всегда после избавления от мучений плоти, вновь возникло лицо умирающего Дитриха.
Женщина застонала, и Оскар забеспокоился.
- Что с тобой, милая? Неужели снова?
- Это другая боль, - прошептала та.
Менгер закусил губу. Он понял, о чём говорит Генриетта, но ничего не мог противопоставить этому, кроме своих чувств к ней.
- Мне побыть с тобой?
- Да, пожалуйста!
Грета умоляюще посмотрела на мужчину. Они долго сидели, разговаривая о разных пустяках, пока больную не сморил сон.
Менгер держал спящую жену в объятьях и думал, что никогда не станет для неё тем, кем был Дитрих. Она не знала, что тот жив, и страдала от чувства вины, которое не поселилось бы в её душе, если бы Оскар осмелился всё рассказать. Генриетта тосковала по Штригелю, а муж терпел, не в силах ничего изменить.
Решив остаться здесь на ночь, он осторожно уложил женщину и скользнул в сонное тепло супружеской постели.
Задвижка щёлкнула, дверь отворилась, и на пороге возник Дитрих, устремивший на сына невидящий взгляд. Но вот в нём мелькнуло понимание, и мужчина, оживившись, протянул руки к дочери. Сев у стола, Натон с довольным видом смотрел, как Штригель развлекает ребёнка. Кроха лепетала, наматывая на пальчики пряди волос отца, а на лице того расцветала улыбка. Продолжая нянчить малышку, Дитрих опустился на стул.
- Зольди становится всё сознательнее и красивее, - радостно поделился он с юношей своими наблюдениями.
Тот ответил неожиданно резко:
- Я удивлён, что ты это заметил. Мне казалось, что никто из нас тебя больше не интересует.
Штригель вздрогнул и посмотрел на сына таким беспомощным взглядом, что Натону стало стыдно. Вскочив, он обнял отца.
- Прости, - сказал молодой человек, - и пойми: мы очень беспокоимся. А ты даже не хочешь рассказать, что тебя мучает. Хотя я догадываюсь...
- О чём? - тихо спросил Дитрих.
- Ты винишь себя в гибели Генриетты, так?
- Как ты это понял? - изумился Штригель
- Я знаю тебя лучше, чем другие.
Дитрих опустил голову.
- Ты прав...
И неожиданно для себя излил сыну душу, не утаив, что его преследуют суицидальные мысли.
Натон был потрясён. С минуту он с состраданием смотрел на отца, а потом глаза его загорелись гневом.
- Я говорил им, что ничего хорошего из этого не выйдет! - прорычал юноша.
Он выбежал за дверь, а Штригель, проводив его недоумевающим взглядом, переключил внимание на девочку, укусившую его за ухо.
Когда Натон снова заглянул в комнату, Дитрих с дочерью крепко спали. Неслышно ступая, молодой человек подошёл к столу, открыл ящик и, вытащив пистолет, спрятал его в карман.
Пробудившаяся среди ночи Генриетта чувствовала себя удивительно свежей: голова не болела, мысли не путались. Открыв глаза, она посмотрела на спящего мужа, и внезапно душа женщины наполнилась горячей благодарностью к этому человеку, вырвавшему её из лап одиночества и смерти.
Сближение их происходило нелегко. Сначала Генриетта не хотела принимать ничего от мужчины, который не был Дитрихом, убегая и прячась, словно дикий зверёк. Но понемногу, благодаря заботе Оскара, оттаяла, они стали проводить много времени вместе, а потом эти добрые, доверительные отношения перешли в более близкие.