Гравилет, набрав высоту, вдруг натолкнулся на какое-то препятствие, только одно мгновение бывшее невидимым. В следующее мгновение синеватое свечение разлилось куполообразно над владением мегалийца Эспара. Это свечение показывало контуры силового поля, излучаемого заработавшими в разных концах здания генераторами. По защитному куполу пробегали искры, наиболее часто - в месте соприкосновения гравилета с защитным, куполом. Эти искры, а также синеватая окраска купола указывали, что энергия защитного поля расходовалась на противодействие сторонней силе.
- Один из людей Эспара у меня на содержании, - прокричал Ом, стараясь голосом пробиться сквозь треск разрядов и гудение генераторов силового поля. - Он отключил защитный купол, он не должен был включать его, пока… Его разоблачили, или он с самого начала вел хитрую игру… Ничего, держись, у меня есть кое-что про запас!
Гравилет рванулся вперед, корпусом тараня защитное поле, из двигательного отсека повалил дым. По-видимому, там кроме гравитационного был размещен и химический двигатель.
Купол в месте соприкосновения с гравилетом ярко вспыхнул. Вспыхнул и прорвался в этом месте.
Гравилет пулей вылетел из купола.
Эспар, горбун с гладко выбритой головой (бритые головы были в моде у мужчин Мегала), зло смотрел перед собой.
Перед ним стоял старик в черном, тот самый, который в общении с Джонни выдавал себя за тюремного психолога. Старик говорил твердым голосом, без капли вкрадчивости, с которой он разговаривал с Джонни:
- Господин, не надо предаваться отчаянию. Ваша жена, воплощение чистоты, и не думала подчиниться порочному чувству, это был всего-навсего маленький каприз, игра, развлечение. На будущее вам не следует держать ее взаперти, пусть она привыкнет к свежему воздуху, тогда он не сможет опьянить ее. Итак, вы должны ее простить, а с землянином следует продолжить. Сейчас в вашем присутствии напряжение поля трилистника достигает двухсот двадцати единиц, совсем немного осталось до трехсот.
- А тебе не кажется, Момнон, что трабометр покажет триста, как только я убью их обоих?
- Убийство беззащитных - признак слабости, а трилистник не любит слабых, это вы знаете.
- Это-то я знаю, но я не уверен, что убийство - признак слабости. Сколько раз по моему слову убивали, Момнон? И напряжение поля трилистника всегда повышалось.
- Да, но эти, которых убивали, не в четырех стенах находились, у них была возможность сохранить себе жизнь, только они не сумели ею воспользоваться. Кроме того, до этого по вашему слову убивали не ради самого убийства: тот, ради кого убивали, всегда оставался жив.
- И сейчас я убью их не ради убийства, а ради себя. Убью, потому что таково мое желание. И уж я - то останусь жив!
- Как вам будет угодно, господин. - Момнон опустил глаза, чтобы владетельный Эспар не сумел прочитать в них презрение.
- Можешь идти, Момнон, - проговорил горбун, лучше сказать, приказал. Обычных слов типа “мой верный друг” или “мой старый соратник” он на этот раз не произнес.
С раздражением на сердце вышел Момнон из роскошного кабинета главы клана андроудов. Он направился к себе. Стоявшие в коридорах охранники вытягивались и отдавали ему честь, шедшие навстречу мегалийцы сторонились и терпеливо ожидали, когда он пройдет, - он не замечал ни тех, ни других. Он в тысячный раз слал проклятия негодяю, подсказавшему Эспару, что тот-де сможет избавиться от своего горба, если проглотит Семечко, и в тысячный раз клял старинный обычай, по которому власть в клане передавалась исключительно наследственным путем. По сути этот обычай обрекал то один клан мегалийцев, то другой на годы подчинения недалекому, ленивому или развратному владыке, а ведь иной раз эти “замечательные” качества совмещались в одном лице.
Коварство этого совета, поданного Эспару, заключалось в его кажущейся несомненной ценности. Эспар мечтал быть Первовластным Господином Мегала, а не просто одним из полутора сотен глав мегалийских кланов. Его отец был Первовластным, как же ему не сделаться Первовластным? Первовластный Господин Мегала избирался главами кланов.
“Если бы не горб…” - сетовал Эспар. Косметическая операция являлась слишком низменным способом избавления от физического дефекта, способом, не заслуживающим уважения, тогда как нахождение семечка трилистника и получение от него физического совершенства считалось знаком блистательной избранности. Кроме того, была еще Виолана. Жена Эспара, взятая им из бедного рода, слыла красавицей, и временами он в ее присутствии ощущал свою ущербность с удвоенной силой. Семечко трилистника, очевидно, и в отношениях с женой могло бы неплохо помочь Эспару.
Одну важную деталь уяснил Эспар с самого начала, скорее, на нее ему указал тот же самый советчик: Эспар должен был непременно найти семечко. Найти, а не купить. Если бы он купил семечко, опустошив казну, вослед его красоте простые мегалийцы стали бы плеваться, и ни о каком избрании его Первовластным тогда бы не могло идти и речи.
Момнон, воспитатель Эспара и старейшина одного из богатейших мегалийских родов, должен был что-то придумать, как-то отвлечь Эспара от тягостных мыслей, посоветовать начать войну с каким-нибудь из кланов в конце концов, но Момнон промедлил - и Эспар поставил его перед своей волей. Эспар с твердостью глупца возжелал завладеть семечком, и Момнону ничего не оставалось, кроме как честно исполнить свой долг подданного.
Момнон горько поморщился. Сколько раз бывало, что даже он со всем его огромным жизненным опытом начинал верить в эту глупую затею Эспара, стать Преображенным! Пожалуй, было бы лучше, если бы им виделись одни непреодолимые препятствия, так нет же, маленькие успехи порядком задурили им головы.
Ученые, нанятые Эспаром, дорогие умы, открыли существование вокруг каждого из растений трилистника особого поля. Если какой-то объект приближался к трилистнику, одушевленный или неодушевленный, трилистник реагировал на это изменением напряженности своего поля. Было вычислено, что в момент, когда трилистник порождал семечко, его поле достигало напряженности в триста единиц. Напряженность поля измерялась специальным прибором, названным по имени планеты трилистника трабометром. Было также доказано, что все растения трилистника на один и тот же объект всякий раз реагировала одинаково, другими словами, совокупность растений трилистника на Трабаторе вела себя как единый организм, единое дерево с веточками-растениями. О последнем, впрочем, догадывались многие, имевшие дело с трилистником, и старатели, и ученые. Из этого свойства трилистника вытекало, что не имело смысла рыскать по всей планете в поисках семечка, мудрее было заставить какое-то избранное растение породить семечко.
На присутствие разумных существ трилистник реагировал изменением напряженности поля от фоновой в одну-две единицы до тридцати-сорока единиц. Напряженность поля возрастала вдвое-втрое, если старатель непосредственно обращался к трилистнику с просьбой, или требованием, или мольбой явить Семечко. Трилистник, конечно, вряд ли понимал слова старателя, но состояние души старателя он каким-то образом ощущал.
Таким образом, задача старателя сводилась к тому, чтобы повысить напряженность поля трилистника до трехсот единиц. Было выяснено, что чем сильнее было желание старателя получить Семечко, чем тверже была воля старателя добиться своего, тем большую напряженность поля трилистника показывал трабометр в его присутствии. Но как закалить свою волю, а главное, как продемонстрировать ее непреклонность трилистнику? Одни сутками медитировали, другие годами ползали на брюхе в поисках семечка, третьи, презрев страх, забирались на высокие вершины и, бывало, удача встречала их там.
Владетельному Эспару, разумеется, не пристало лазить по горам или ползать часами на брюхе в поисках семечка. Мудрые головы разработали для него особую программу.