Есть простая истина: проявить силу возможно в строительстве, но возможно и в разрушении. Если Эспару было неуместно утвердить силу своей воли в настойчивом поиске Семечка, он мог утвердить силу своей воли в сокрушении настойчивости других старателей.
Несколько старателей, на приближение которых трилистник реагировал особенно значительным скачком напряженности своего поля, стали жертвами Эспара. По его приказу одних запугивали до потери чувств, других доводили до сумасшествия, целомудренных оскверняли развратом, развратных заставляли возненавидеть самих себя. И как будто начало получаться: напряженность поля трилистника в присутствии Эспара стала уверенно расти.
Так было вплоть до последнего случая, с землянином Голдом. Голда мегалийцы Эспара приметили, как только тот вышел из космопорта: на его появление трилистник, росший вдоль пешеходной дорожки, отреагировал скачком напряженности своего поля до двухсот единиц. Он был очень близок к семечку, землянин Джон Голд, и поэтому он вполне годился стать кирпичиком в фундаменте триумфа владетельного Эспара.
Голда попытались запугать, смутить, запутать обычными способами. Видя, как вокруг него убивают знакомых ему людей, он должен был потерять ощущение цели, запаниковать, и, как следствие, отказаться от своей затеи найти семечко. Этот отказ Голда трилистник, конечно, расценил бы как победу Эспара, устроившего этот отказ. Однако что-то не сработало. Голд не только не сбежал с Трабатора - его даже не удалось заставить поверить в его виновность в убийствах, по которым он проходил как обвиняемый, и, более того, его даже не удалось заставить сделать вид, что он совершил эти убийства в умопомрачении.
Волю Голда непременно следовало сокрушить: Эспар уже вошел во взаимодействие с Голдом, и чуткий трилистник воспринял бы иное как поражение Эспара. Момнон невесело усмехнулся. С какой тщательностью они разрабатывали операцию, как надеялись на успех! Теперь-то ясно, что они зря задействовали Виолану, но кто знал тогда, что так обернется? Они как будто рассуждали верно: Виолана духовно связана с Эспаром, значит, ее участие в операции предпочтительнее участия какой-то другой девушки. Так-то от нее ничего сверхъестественного не требовалось: притворившись узницей и устроив Голду побег из тюрьмы, она должна была влюбить его в себя (только без близости, конечно) и затем выдать его преследователям, хохоча ему в лицо. Виолана начала бойко, а потом.;. Вместо того, чтобы влюбить Голда в себя, она сама втрескалась в него по уши. Она даже попыталась взаправду спасти его, вырвать из рук Эспара. Вместо того, чтобы провести его в намеченное место, где ожидала засада, и разыграть там сцену предательства, она вывела его на трассу и чуть не посадила на проезжавшую мимо машину. Трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы Момнон не позаботился о кое-каких мерах предосторожности. Более сотни верных мегалийцев, разбитых на группы, были наряжены водителями, простыми селянами, старателями.
Ему удалось помешать Голду удрать, да что с того? Возвращение Голда в тюремную камеру, судя по тому, как на него реагировал трилистник, ничуть не надломило его душу. Таким образом, поставленная цель не была достигнута, вышло даже хуже: вместо того, чтобы помочь Эспару, Виолана навредила ему, своим дерзким поведением, разозлив его и пошатнув его уверенность в себе.
Неосознанно желая вернуть себе эту уверенность, Эспар видел тому единственный способ, он рвался убить и Виолану, и Голда. Его несдержанность, его глупость мешали ему понять, что это убийство не восстановило бы его позиции, но обернулось бы крахом его надежды однажды увидеть семечко. Разве трилистник когда-нибудь явил бы семечко не только проигравшему, но и капитулировавшему?
Сколько сил и средств ушло на эту затею с семечком! Почему он, Момнон, не удержал, не образумил Эспара в самом начале?! Или, хотя бы, он мог сам от этого уклониться. Он присягал Эспару? И что с того, он мог уклониться, он мог найти предлог…
Или еще не все потеряно, или это семечко - не глупость, но цель верная, хотя и далекая?
Уж точно, все будет потеряно, если Эспар убьет Виолану. Тогда семечка ему не видать.
Ему, Момнону, тогда семечка не видать.
Момнон проходил через зал, в центре которого стояла мраморная чаша на высокой ножке, наполненная землею. Над чашей пышной зеленой шапкой поднимался трилистник, У этой чаши Эспар имел обыкновение ежедневно трабометром проверять, каких успехов он достиг на пути к Семечку.
Проступок Виоланы, натянутый разговор с Эспаром, вид чаши с трилистником - все это способствовало тому, что мысли, доселе скрываемые Момноном от самого себя, вдруг предстали перед ним во всей своей наготе.
Эспар был истинным наказанием клану андроудов за его долгое процветание. Туповатый и злобный, Эспар был бы хорошим воином, а не главой клана. Главой клана по уму должен был бы быть Момнон… На Эспаре заканчивался род Эспархов, так что, умри Эспар, главенство в клане станут оспаривать несколько родов. Если бы только Момнон стал Преображенным, тогда бы…
А почему бы ему в самом деле не стать преображенным? Он был главным конструктором ситуаций, калечивших волю старателей. Если трилистник реагировал на Эспара напряженностью поля в двести двадцать единиц, то на него Мом-нона, трилистнику надо было бы реагировать куда сильнее,
И может… Момнон остановился. Возможно, Семечко дастся ему прямо сейчас?
Поблизости никого не было и Момнон подошел к чаше. Трилистник бодрее реагировал, если к нему обращались. Момнон коснулся пальцами зеленого листа. Из полусжатых губ его вырвалось нетерпеливое:
- Дай… Да-ай!
В единый миг он ощутил, что нередко описывали те, кто сумел добыть Семечко: трилистник потянулся к нему всем своим существом, невидимыми листьями коснулся его руки, затрепетал почти готовый породить цветочную почку… Или это ему только показалось?
Во всяком случае, цветок не появился. Вместо этого Момнона потрясло другое.
- Браво! У тебя прекрасный результат, Момнон!
Момнон быстро оглянулся.
В зал входил Эспар. Два телохранителя сопровождали его, держа ладони ни рукоятях иглометов.
Момнон посмотрел на мраморную чашу, на трилистник… Тут только он заметил среди трехлопастных листьев датчик трабометра.
Устройство, преобразовывавшее результат измерения напряженности поля трилистника в высвечиваемую на экране цифру, Эспар держал в своей руке.
- Двести восемьдесят, очень неплохо, - сообщил Эспар. Голос его перешел в свистящий шепот. - Ты хочешь стать Преображенным, Момнон? Ты хочешь стать Преображенным вместо меня?
- Прибор неисправен, господин, - проговорил Момнон спокойно, хотя у самого туман стоял в глазах.
- Этот трабометр сегодня проверяли, Момнон. Он исправен.
- Значит, он сломался после проверки. Позволь…
- Прибор исправен, Момнон, ты слышишь?
- Как угодно господину. - Момнон быстро просчитывал варианты. Вообще-то просчитывать особо было нечего. Эспар теперь убьет его, непременно убьет. Не прилюдно, конечно, он все-таки был не последним в их клане, но уж убьет наверняка. И, может, на этом убийстве Эспар получит столь необходимое ему приращение напряженности поля.
Но почему бы Момнону не получить необходимое ему, Момнону, приращение напряженности поля?
- Ты начинаешь бояться, Момнон, нехорошо, - проговорил Эспар насмешливо. - Сейчас напряженность всего двести единиц, а тебе ведь хотелось бы триста, а, Момнон?
- Тебя ли мне бояться, Эспар? - Владетельный Эспар вздрогнул, так неожиданно для него прозвучали слова всегда покорного ему Момнона. - Разве не на мне держится твоя власть? - продолжал Момнон тоном еще более наглым. - Что бы ты делал без моих советов, Эспар? И ты еще хочешь получить Семечко? Первовластный Эспарак не зря сомневался, его ты сын или нет. Ты…
Момнон переоценил силу своего влияния в клане, а может, недооценил злобность властителя; не успел он договорить фразу, как плазменный луч, стремительно описав полукруг, коснулся его головы.
Луч пробежал по середине лба Момнона и побежал дальше вниз, четко держась центра. Если бы концентрация плазмы в луче была немного большей, Момнон распался бы на две половинки, а так плазменный резак лишь вскрыл его череп, грудную клетку и брюшную полость. Этого, однако, оказалось достаточно чтобы Момнон скончался на месте.