Занимая свое место у командного пульта, Ульгон уже знал, что ему делать. Он должен был попытаться взять Голда живым.
В операторскую полетела команда: ввести комплекс “Ловчая сеть” в режим № 2.
Напряжение грави-поля, фиксировавшего машину Ома, стало быстро расти. Непреодолимая сила надавила на гравилет Ома, и машина несмотря на все усилия двигателей начала медленно опускаться вниз. А внизу была крыша главного корпуса резиденции Эспара. На крыше зеленел садик, рассыпались хрустальными брызгами струи фонтана, красовались изящные беседки.
Грави- поле опустило гравилет на крышу, но не прекратило давление на него. Беглецы едва успели выскочить из машины, и корпус гравилета стал оседать, расплющиваясь под действием чудовищной мощи. На то, чтобы окончательно вывести из строя машину беглецов, был затрачен весь остаток энергии аккумуляторов, питавших систему “Ловчая сеть”.
На крышу резиденции Эспара поднимались вооруженные мегалийцы, снайперы занимали места у окон, несколько подвижных групп задерживания размещалось по окраинам поместья на случай прорыва беглецов из внутреннего кольца окружения.
Что это? Эспар попытался сосредоточиться. Какое оно черное, словно печать космического “ничто”. Какое оно отвратительное. Какое оно…
Немало трудов стоило Эспару вспомнить, что этот черный струп на теле его жены, через который вытекла ее жизнь, являлся делом его рук. И все же, приходя в себя, он вспомнил, что случалось и что ничья воля теперь не в силах была изменить.
Зачем ты так рассердила, его Лана? И он… почему он не сумел сдержать себя? Отчего это все?…
Горбун кинулся вон из спальни.
Он молнией пронесся по коридорам и залам своей резиденции: охранники не успевали вытягиваться, заметив его; его приближенные едва успевали прижаться к стене, освобождая ему проход, он остановился в триумфальном зале, где в мраморной чаше рос трилистник.
На этот раз Эспар не собирался проверять трабометром, как трилистник реагировал на него. Семечко не было нужно Эспару, наоборот, в эти мгновения Семечко было ему ненавистно.
Он сорвал все растения, росшие в чаше, - какие сорвал, какие выдрал с корнем. И с охапкой зелени Эспар побежал обратно, в спальню жены.
Ей он принес все, что было ценно ему в мире: свои желания, свои мечты. Зеленью трилистника он обложил ее голову и плечи. Отступив на шаг, он подумал: вот если бы можно было превратить в маленькую зеленую веточку все его богатство и власть?
Тонкий стебель трилистника с двумя молодыми листочками лежал на груди его жены. Непорядок, надо поправить… О великие боги Мегала!
Эспар разинул рот, как будто вдруг испытал кислородную недостаточность, его глаза округлились, он замер, не дыша. Удивительное видение предстало его взору: на конце стебля, случайно оброненного им на грудь покойницы, шелковисто поблескивало коричневое семечко.
“Это неправда, игра воображения, сон…” Эспар неверной рукой сорвал семечко с цветоножки и поднес к глазам.
“Галлюцинация, конечно…”
Он взял семечко в рот.
Эспар не расслышал, как тихо скрипнула дверь, пропуская в спальню офицера охраны.
Охранник остолбенел: на его глазах колдовское превращение происходило с его господином. Эспар распрямлялся. Тридцать пять лет пригнутый к земле горбом, теперь он распрямлялся. Горб исчезал, вся его злая мощь как бы уходила в плечи Эспара, наливавшиеся силой. Горб исчезал, пока совсем не исчез. И ноги Эспара как будто сделались стройнее, и шея, до этого почти отсутствовавшая, вытянулась до гармоничных пропорций. Только лицо Эспара Семечко не тронуло, как не тронуло оно его души.
Тут только Эспар заметил охранника.
- Господин… - Заметив внимание повелителя, офицер охраны принялся старательно перечислять, что делалось и что собирались делать для задержания пытавшегося сбежать узника живым. Им кажется, что так будет лучше всего, но если указания господина будут иными…
Эспар кратко установил:
- Голда не убивать, не усыплять. Блокируйте его на крыше.
- У его сообщника лучемет…
- Сообщника убейте, мне он ни к чему. Все, иди.
Охранник вышел, и Эспар развернулся:
- А ты говорила, никогда мне Семечко не добыть.
В голосе мегалийца не было торжества.
Джонни и Ом отстреливались, укрывшись в беседке. У Джонни был игл омет со снотворными иглами, а у Ома - лучемет, введенный им ради экономим энергии в импульсный режим работы. Нападавшие не применяли плазменное оружие, стремясь не ликвидировать, но задержать беглецов, и это очень помогало Ому и Джонни обороняться: как ни тонки были стены беседки, боевыми иглами их невозможно было пробить.
Огненный луч, срезавший крышу беседки, явился для оборонявшихся неприятной неожиданностью.
Беседка запылала. Остаться там можно было только при желании хорошенько прожариться.
Джонни и Ом выскочили из беседки почти одновременно. Скульптура какой-то мегальской богини явилась неплохим укрытием для Джонни. Едва поняв это, он прокричал Ому, чтобы тот присоединился к нему.
Ом не отозвался.
Голд, позвав друга еще раз и не получив ответа, обернулся.
Ом лежал в нескольких шагах от него с громадной раной в груди справа. Судя по обугленным краям раны, Ома накрыли из плазменного ружья, когда он выскакивал из беседки.
Джонни ужом подполз к Ому.
На губах дантийца лопались кровавые пузыри, у него в горле хрипело, и тем не менее Джонни сумел уловить его последние слова:
- Я не успел сказать тебе про семечко… Ты должен знать… семечко - это мир, а мир всегда существует в миру… Стань больше себя, и ты увидишь семечко…
Последнее слово Ом прошептал еле слышно, и тем не менее для Джонни оно прозвучало как набат. Семечко… Он не должен умереть, во имя Лолы и замолчавшего Ома он не должен умереть, он обязан найти семечко! Он найдет семечко, иначе зачем смерть его друга?
Остаток энергии батарейки, вложенной в лучемет Ома, Джонни израсходовал на то, чтобы разрушить один из выходов на крышу, откуда палили снайперы. Затем, бросив последний взгляд на умершего дантийца, Голд перебежками стал пробираться к пожарной лестнице. Только этим путем он и мог спуститься с крыши, и то лишь при великом везении.
Ему дали добраться до лестницы. Не то чтобы в него стреляли мало - в него совсем не стреляли. Гробовое молчание противника не могло не насторожить Джонни, и когда он достиг края крыши, к которому примыкала лестница, ему показалось, что он расслышал веселое гоготанье. Если бы он вздумал ступить на лестницу, то не сумел бы опуститься ниже восьмого этажа двенадцатиэтажного здания, на крыше которого он находился: ниже лестница отсутствовала. Крепления, которыми она держалась на стене, разрезали плазменным лучом. Покореженный, оплавленный участок лестницы валялся внизу, на земле.
Джонни взглянул на расход-сигнализатор игломета. У него оставалось шесть игл. В лучшем случае он смог бы обезвредить ими шестерых. Судя по перемещениям противника, не менее двух десятков стрелков сейчас занималось его персоной. И, очевидно, ими не исчерпывалось число мегалийцев, находившихся в поместье.
Его окликнули.
Джонни повернул голову.
К нему шел человек. Или нет, не человек, а мегалиец. Мегалийцы внешне совсем немного отличались от людей: более массивной нижней челюстью, низким лбом, крупным носом. Где-нибудь в другом месте мегалийца вполне можно было принять за землянина, но здесь Джонни разумнее было думать, что к нему двигался мегалиец.
На мегалийце была сине-зеленая униформа, которую носили здешние охранники, без знаков различия. Судя по форме, он был рядовым охранником, однако что-то значительное, не рядовое проглядывалось в его спокойной походке.