— Билл Хвощ наверняка выследит, где мы свернули с Тракта, — сказал он. — Хотя сам за нами, по-моему, не пойдет. Местность он знает неплохо, но также знает, что в лесу ему со мной тягаться нечего. Боюсь только, он выдаст нас. А те, кому он о нас скажет, где-то поблизости. Пусть думают, что мы пошли в Криволесье.
То ли благодаря опыту скитальца, то ли по другой причине, но за весь день они не видели, не слышали и не встретили ни двуногих (если не считать птиц), ни четвероногих, кроме лисицы и нескольких белок. На следующий день они взяли курс прямо на восток, и все вокруг по-прежнему было тихо и мирно. На третий день после выхода из Бригорья они вышли из леса — и назад не вошли. Местность здесь окончательно понизилась и выровнялась, но идти стало труднее. Бри осталось далеко позади, началось дикое бездорожье и пошли Мошкариные Топи.
Почва была сырой, полосами росли болотные травы, между ними то и дело встречались лужи и болотца, в камышах верещали мелкие пичуги. Идти приходилось осторожно, искать сухие участки, стараясь не промочить ноги и не сбиться с курса. Сначала они шли бодро и сразу покрыли довольно большое расстояние, но постепенно их передвижение стало медленным и даже опасным. Болота были коварны и изменчивы, даже скитальцы не знали здесь постоянных троп. Путников замучила мошкара: она тучами носилась в воздухе, лезла в волосы, забиралась под штанины и в рукава.
— Меня живьем едят! — восклицал Пипин. — В этих Мошкариных Топях комарья больше, чем воды!
— Интересно, чем они питаются, когда не могут добыть хоббита? — спросил Сэм, расчесывая шею.
Первый день в этом отвратительном безлюдном месте дался им очень тяжело. Место для ночлега было сырым, холодным и неудобным, а ненасытные насекомые не давали спать. Вдобавок, в камышах и в осоке во множестве водились какие-то неприятные твари сродни сверчку и, по-видимому, зловредные. Всю ночь они беспрестанно зудели: «З-заедим-з-закусим!» От этого помешаться можно было, хоббиты еле выдержали.
Следующий, четвертый день пути был ненамного легче, и ночь ненамного спокойнее. «Зазуды», как их прозвал Сэм, отстали, но тучи мошкары висели над ними по-прежнему.
Когда Фродо лежал ночью на траве, усталый до того, что не мог закрыть глаза и заснуть, ему показалось, что далеко-далеко на востоке мелькнула вспышка, потом еще и еще — много раз. Это не мог быть рассвет, до которого оставалось еще несколько часов.
— Что там за свет? — спросил он Долгоброда, который встал и вглядывался в ночь.
— Не знаю, — ответил тот. — Очень далеко, не разберу. Как будто молния отскакивает от верхушек холмов.
Фродо снова лег, но ему еще долго виделись белые вспышки и на их фоне — высокий темный силуэт скитальца, молча вглядывавшегося во тьму. Потом он заснул неспокойным сном.
На пятый день, пройдя совсем немного, они оставили позади последние болотца и заросли камыша. Начался подъем. Вдали на востоке прорисовались крутые холмы. Самый высокий стоял отдельно от остальных. Верхушка у него была словно срезанная.
— Это гора Ветров, — объяснил Долгоброд. — Древний тракт, который мы оставили далеко справа, обходит ее с юга, почти у самого подножья. Мы туда должны дойти завтра к полудню, если никуда не свернем. Надо постараться.
— Почему? — спросил Фродо.
— Да потому что неизвестно, что мы найдем, когда доберемся туда. Там Тракт близко.
— Но мы ведь надеялись встретить там Гэндальва?
— Надеялись, но надежды совсем мало. Если он вообще пройдет здесь, он может миновать Бри и не знать, что мы тут. Встретиться мы можем, только если случайно подойдем одновременно; долго ждать друг друга и ему, и нам одинаково опасно. Раз Всадники не нашли нас в пустоши, значит, вернее всего, тоже пойдут к горе Ветров. С нее далеко видно. В этих землях полно птиц и зверей, которые тоже могут нас заметить издалека, хотя бы сейчас, когда мы так открыто стоим. Не всем птицам можно верить, а есть шпионы и похуже их.
Хоббиты с опаской покосились на дальние холмы. Сэм поднял глаза в блеклое небо, словно думал, что над ними уже летают враждебные ястребы или орлы.
— Ну, ты умеешь нагнать страху, Долгоброд! — сказал он.