– Хвощ наверняка следил, где мы сошли с Дороги, – сказал он час спустя. – Сам-то он за нами не сунется, хотя края здешние знает прилично. Но в лесу ему со мной не сравняться. А вот кому не надо расскажет – это плохо. Они ведь недалеко. Ну, пусть думают, что мы в Овражки пошли.
Искусство ли Колоброда было тому причиной или простое везение, но за весь день их никто не побеспокоил. Птицы попадались, лис пробежал да несколько белок. И переночевали спокойно.
На следующий день шли строго на восток, и опять все обошлось тихо-мирно. Из Чагрого Бора выбрались только на третий день. Местность заметно понижалась, и вскоре впереди открылась обширная пустошь, сильно заросшая кустарником. Они давно миновали границы Брыля и оказались теперь в нехоженой глуши, а впереди их поджидала Мокреть.
Земля стала влажной, местами даже топкой, то и дело попадались бочажки, островки тростника и камышовые заросли, почему-то густо населенные мелкими пичугами. Здесь пошли осторожнее – не хотелось ноги мочить. Но скоро хоббитам стало не до того. Болота были глухие, коварные, трясина жила и двигалась, никаких тропинок и в помине не водилось. Воздух постепенно наполнялся противным звоном. Тучи мелких кровососов вились над головами, залетали в рукава и за ворот.
– Да ведь они заживо съедят! – не выдержав, завопил Пиппин. – Это ж мокрецы, их тут как грязи!
– Интересно, чем они промышляют, если хоббита добыть не удается? – ворчал Сэм, пытаясь почесать шею и спину одновременно.
День среди болот прошел отвратительно. Ночевка получилась сырой и неуютной; мокрецы не давали спать. В тростнике всю ночь верещали какие-то дрянные родичи сверчков. Их там обитали великие тысячи, и от противного пронзительного скрипа «ниик-бриик, бриик-ниик» хоббиты к утру чуть с ума не сошли. Четвертый день был не намного лучше, а ночлег опять не удался. Правда, никербрикеры (как обозвал их Сэм) остались позади, зато мошка донимала по-прежнему.
От усталости и кровососов Фродо не мог сомкнуть глаз. Среди ночи его обеспокоили непонятные сполохи в небе на востоке. Вспышки напоминали зарницы, но откуда бы им взяться в это время года? А до рассвета было еще далеко. Увидев, что Колоброд стоит, тоже всматриваясь на восток, Фродо спросил:
– Что это за свет там?
– Не знаю, – встревоженно ответил тот. – Слишком далеко, не разобрать. Такое впечатление, будто молнии бьют с вершины холма.
Фродо снова улегся, но еще долго видел сквозь полуприкрытые веки всполохи света и на их фоне – высокую напряженную фигуру Колоброда. Только под утро Фродо забылся беспокойным сном.
В начале пятого дня пути болота и камышовые заросли остались позади. Начался подъем. Далеко на востоке наметилась череда холмов. Один из них, крайний справа, был повыше и стоял особняком. Он отличался правильной закругленной конической вершиной.
– Заветерь, – показывая на него, сказал Колоброд. – Тут неподалеку проходит Забытый Тракт, завтра будем там. Лучше бы нам поторопиться и идти напрямик.
– Почему? – спросил Фродо.
– Я не знаю, что мы найдем там.
– А Гэндальф? Разве мы его не встретим?
– Может, конечно, и встретим, да только вряд ли. Он мог и не зайти в Брыль. Но если я правильно рассчитал и он завернет туда, мы все равно можем разминуться. Дорога рядом, и ни ему, ни нам задерживаться не стоит. В глуши Всадникам нас не найти, они тоже могут отправиться на Заветерь. Оттуда хорошо просматриваются окрестности. А потом, здесь немало зверей и птиц, не всем из них можно доверять. Есть и другие шпионы, еще похуже.
Сэм сейчас же начал озираться. Однако небо над ними оставалось пустынным. Ни ястребов, ни зорких орлов.
– И так хорошего мало, а от твоих слов совсем одиноко, – насупившись, сказал он.
– Что же делать, по-вашему? – спросил Фродо.
– Я думаю, самое правильное, – словно нехотя ответил Колоброд, – идти к холмам, но не прямо к Заветери. Там есть одна тропа, она приведет нас к горе с севера. Не так заметно с дороги. А там посмотрим.
Они весь день, до ранних холодных сумерек, тащились вперед. Позади, над оставленными болотами, поднялся густой туман. Местность вокруг поражала голым унылым видом, только какие-то печальные пичуги посвистывали изредка. Но позже, к закату, затихли и они. Хоббиты с тоской вспоминали о ласковом закатном солнышке, заглядывавшем в веселые круглые окошки Засумок.