Хоббиты вконец выбились из сил. Шаг за шагом пробирались они по нехоженой низине, загроможденной рухнувшими деревьями и обломками скал. Низом они шли не только из-за Фродо, которому невмоготу было вскарабкаться на кручу: зачем карабкаться-то? Все равно там не пройдешь. А на второй день засмурело. Ровный западный ветер нагнал с моря беспросветную хмарь, и на темные вершины гор заморосил обмочной дождь. К вечеру на них нитки сухой не осталось, и ночлег был безрадостный, даже огня не развели. Наутро горы показались еще выше и круче, а долина уводила на север, куда вовсе не надо. Бродяжник, видно, тоже встревожился: уже десять дней, как с Заверти, и припасов всего ничего. А дождик сеял и сеял.
Заночевали на уступе, в каменной пещерке, скорее выемке скалы. Фродо мучился. От холода и сырости рана разнылась хуже некуда, и мертвенная, леденящая боль спать не давала. Он метался, ворочался и с ужасом прислушивался к ночным шумам и шорохам: ветер свистел в расселинах, струилась-капала вода, кряхтели горы, скатывались камни. Он вдруг почувствовал, что черные призраки — вот они, здесь, сейчас конец всему на свете, сел и увидел спину Бродяжника, который стерег их в бессонном бдении и курил трубку. Он откинулся на спину и забылся смутным сном, гуляя по свежей, пахучей траве своего садика — там, в Хоббитании, — и все это было бледно и странно, а по-настоящему четко чернели одни высокие призраки у входа в пещеру.
Когда он проснулся утром, дождик уже перестал. Тяжко нависшие облака расползались, и сквозило бледно-голубое небо. Ветер снова менялся. Вышли вовсе не спозаранок. После холодного, невкусного завтрака Бродяжник отлучился и велел им покамест носа из пещеры не казать. Взберется, сказал он, куда-нибудь повыше — и оглядится.
Принес он недобрые вести.
— Далековато занесло нас на север, — заметил он. — Непременно надо южнее податься, а то, чего доброго, забредем в Эттенблат, в северную глухомань. Там тролли хозяйничают, и места мне незнакомые. Можно бы, конечно, попробовать выйти на Раздол с севера, если прямиком, но опять же и путь долгий, и дороги я толком не знаю, да и припасов не хватит. Придется, хочешь не хочешь, выбираться к Бруиненской переправе.
Остаток дня они карабкались по осыпям. Нашли ущелье, которое вывело их в долину, пролегавшую на юго-восток, в самом подходящем направлении; но под вечер путь им преградил скалистый хребет, выщербленный на фоне небесной темени, точно обломанная пила. Либо назад, неизвестно куда, либо уж, куда ни шло, вперед.
Попытались одолеть его с ходу, но не тут-то было. Фродо спешился и старался не отстать от друзей, а ноги дрожали и подкашивались. Пони великими трудами затягивали на кручи; а сами они то и дело теряли тропу, да и была ли она, это тропа, неизвестно, а поклажа тяжелая. Почти что стемнело, и сил у них не было никаких, когда они наконец взобрались на вершину. Между зубцами оказалась узкая седловина, и впереди был крутой спуск. Фродо упал замертво-и лежал, вздрагивая и закусывая губу. Левая рука безжизненно свисала; мертвая хватка ледяной боли впивалась в плечо и в грудь. Деревья и камни казались смутными тенями.
— Дальше идти нельзя, — сказал Мерри Бродяжнику. — Фродо, сам видишь, на ногах не стоит. Очень я боюсь за него. Ну и что нам делать? Ты думаешь, как — в Раздоле-то его сумеют вылечить, если мы туда доберемся?
— Там посмотрим, — сказал Бродяжник. — Я больше ничего сделать пока что не могу; из-за его раны я вас так и подгоняю. Но сегодня — это ты прав-дальше нельзя.
— А что такое с хозяином? — тихо спросил Сэм, умоляюще глядя на Бродяжника. — Ранка-то была махонькая и уже затянулась: только белый шрамик на плече.
— Фродо пронзило оружие Врага, — отозвался Бродяжник. — Ядовитое, гибельное, колдовское оружие. Мне это черное чародейство неподвластно. Что еще я могу тебе сказать? Держись, Сэм!
Холодная выдалась ночевка на высоком уступе, хотя и развели костерок под скрюченными корнями громадной сосны: здесь, наверно, когда-то глину брали. Хоббиты съежились и прижимались друг к другу. Свиристел ледяной ветер, и слышны были стоны и вздохи нижних деревьев. Фродо одолел полусон: ему мерещилось, будто над ним плещут черные крылья, а на крыльях — мертвецы, отыскивающие, где это он укрылся.
Забрезжило ясное, прозрачное утро; воздух посвежел, и промытые дождем бледные небеса источали неяркий свет. Путники приободрились: вот бы еще солнышко пригрело, а то руки-ноги совсем окоченели. Как только рассвело, Бродяжник, прихватив с собой Мерри, отправился обозревать окрестности на восточный пик. Когда они вернулись с просветлевшими лицами, солнце уже сияло вовсю. Шли они почти что правильно, и теперь нужно было спуститься крутым откосом и оставить горы по левую руку. Бродяжник опять углядел вдали серый отблеск Бруинена, а путь к переправе хоть пока и не виден, но пролегает неподалеку от реки, вдоль ее ближнего берега.