— А, вот, наконец, и ты, Дунадан! — воскликнул он.
— Бродник! — сказал Фродо. — Да у тебя куча имён!
— Этого имени я раньше не слышал, — заметил Бильбо. — Почему Бродник?
— Так меня величают в Усаде, — со смехом отозвался Бродник. — Так и ему представили.
— А почему Дунадан? — спросил Фродо.
— Его часто зовут так здесь, — сказал Бильбо. — Но я думал, ты знаешь эльфийский. Ну-ка, вспомни: дун-адан — Западный Рыцарь, нуменорец. Впрочем, теперь не время для уроков! — Он обернулся к Броднику. — Где ты пропадал, мой друг? И почему не был на пиру? Арвен была там.
Бродник грустно взглянул на Бильбо.
— Знаю, — ответил он. — Но мне часто приходится отказываться от радости. Элладан и Эльрохир неожиданно вернулись из Глухоманья и привезли вести, которые мне необходимо было срочно узнать.
— Ну, а теперь, — проговорил Бильбо, — когда ты их узнал, можешь ты уделить мне несколько минут? Мне очень нужна твоя помощь. Эльронд сказал, эту песню мне петь в конце вечера — а я, как нарочно, застрял. Давай спрячемся в уголок и подумаем вместе!
Бродник улыбнулся.
— Идём! — сказал он. — Что у тебя не выходит?
***
Фродо оказался на время предоставленным самому себе — Сэм заснул. Он был один, и чувствовал себя совсем заброшенным, хотя вокруг собрался народ Светлояра. Но все они молчали, погружённые в музыку и пение, и ни на что больше внимания не обращали. Фродо тоже стал слушать.
Сначала красота напева и сплетающихся слов, хоть он и не очень их понимал, зачаровали его. Казалось, слова обретают плоть, и видения дальних земель и дивных вещей открылись ему; и тускло освещенный зал обратился золотистой дымкой над пенными морями, вздыхающими за краем земли. Наваждение становилось всё более похожим на сон, пока река текучего золота и серебра не окружила его, слишком необъятная, чтобы понять говор её струй; она стала частью трепещущего воздуха, залила и поглотила его — и он погрузился в её сияние, в глубинное царство сна.
Там он долго бродил в грёзах о музыке, которая была рекой, а потом вдруг сделалась голосом — и Фродо понял, что слушает Бильбо.
Эарендиль был моряком,
Что жил в краю Арверниэн.
Для плаванья лодью он выстроил сам,
Деревьев немало в лесу повалив;
Соткал он ей парус из серебра,
Из серебра же светильни сковал;
Шеей лебяжьей был нос изогнут,
А на знаменах сват дивный сиял.
В сокровищницах ушедших владык
Сыскал он кольчугу себе под стать;
И множество рун покрывали, щит,
Чтоб витязю раны и боли не знать.
Драконов рог стал луком ему,
И чёрных стрел был полон колчан;
В оправленных серебром ножнах
Доблестный меч до поры дремал.
Был адамантовый шлем высок,
Реял над ним белых перьев султан,
А на груди изумрудный орёл
Крылья зелёные распластал.
Под звёздами сумерек и под Луной
Долго скитался он в поисках дня —
И заблудился средь бурных морей,
Путь зачарованный не найдя.
От скрежета Перешейка Льда,
Где мрак лежит на замерзших холмах,
От пустошей, не знавших тепла,
Он лодью поспешно погнал назад.
Но вновь теченье её увлекло,
Воды без звёзд перед ним легли —
— И Запределье открылось ему
Тьмою, где не было видно ни зги.
Гневные ветры швыряли корабль,
Пыль водяная срывалась с валов;
В отчаянье, брызгами ослеплен,
Он был домой повернуть готов.
Тут Эльвинг чайкой слетела к нему,
И ясное пламя пронзило тьму:
Ярче, чем все бриллианты земли,
Горел огонь у нее во лбу.
То Сильмариля был свет благой
И, коронован живою звездой, бестрепетно он повернул лодью,
К Западу парус направив свой.
Тогда из тьмы Предначальных Ночей, из Мира Иного за гранью морей,
Ветер принесся, и на корабль
Дунул могучею грудью своей
Серые волны подняли лодью,
И по давно позабытым морям
Вдаль повлекли — к Благим Берегам,
Куда не ступала нога Людей.
Сквозь Вечную ночь его понесло
По черной, всегда ревущей воде,
Над лигами затонувших краёв,
Что под волны ушли до Начала Дней,
Пока он не услыхал наконец
На берегах у Предела Миров,
Где пенные вечно катятся валы,
Музыки дивной жемчужных рогов.
Безмолвно вдали вставала Гора
Там, где, сумерками закрыт,
Лежал у подножья её Эльдамар.
И странником, избегнувшим Тьмы,
В светлую гавань он вплыл на заре —
В Дом Эльфов, где не увядает трава,
Где воздух пьянит, где, как в бледном стекле,
Под склонами Холма Ильмарин,
У Тириона стобашенных стен,
Долина, мерцанием залита,
Отражена в озёрной воде.
Там отдохнул от похода он,
Внимая музыке неведомых стран,
И слушал предания о чудесах,
И сам на арфе златой играл.
А после, в одеждах белей снегов,
Семеркой факельщиков окружен,
Пройдя через Калакириан,
В Сокрытые Земли один он вошел.
Явился в Чертоги Безвременья он,
Где бессчетные годы в сиянье текут,
Где вечно правит Древнейший Король
На склонах крутых Поднебесной Горы;
Неслыханной речью растёкся он тут,
Об Эльфах и Людях рассказ свой повёл
За Гранию Мира, запретной для тех,
Кто в Сумрачных Землях от века живёт.
А после ему дали новый корабль,
Что был из мифриля и хрусталя,
С высоким носом; но ни весла,
Ни паруса не было в том корабле.
На мачте сребряной живым маяком
И парусом ясным сиял Сильмариль:
Сама Эльберет укрепила его,
Спустившись туда из чертогов своих.
Бессмертьем она одарила его,
Неустающие крылья дала,
Чтоб плавал он вечно в небесных морях,
Перед Луною и Солнцем всходя.
От Вечносущих чертогов благих,
Где тихо фонтаны струят серебро,
Несли его крылья — блуждающий свет взошел под могучей Стеной Мировой.
От Края Земли повернул он прочь,
Желая опять свой увидеть дом —
И вдаль помчался, пронзая ночь
Пылающим ярче звезды огнём
Там, где на Севере тени густы,
Перед рассветом взошла звезда,
Дивным мерцанием тьму поразив,
Душам надежду дала навсегда.
Снова крылами своими взмахнув
Над Средиземьем пронёсся он,
Слыша повсюду горестный плач
Женщин и дев эльфийских стон.
Но Рок могучий на нём лежал:
Плавать, пока не угаснет Луна,
В сферах небесных живою звездой —
К Смертным ему не сойти никогда.
Вестником вечным ему суждено
Быть и нести в небесах над землей
Пламя Надежды для тех, кто внизу
В сумраке путь пролагает свой.