— Что-то тут не то, моя дорогая, — шепнул он своей невестке Эсмеральде. — Этот сумасшедший Торбинс опять, небось, сбежал. Неймется старому дурню… Ну и что? Еда-то ведь осталась! — и он крикнул Фродо, чтоб принесли еще вина.
Фродо, единственный из присутствующих, не сказал ничего. Некоторое время он молча сидел у опустевшего стула Бильбо, не обращая внимания на вопросы и оклики. Шутка ему, конечно, понравилась, даром что он о ней знал. Он едва удержался от смеха, глядя на ошарашенные лица гостей. Но сейчас ему было грустно: он вдруг понял, что очень любил старого хоббита. Большинство гостей продолжали есть, пить и обсуждать странности Бильбо Торбинса; но Лякошоль-Торбинсы разобиделись и удалились во гневе. Фродо не хотелось больше сидеть с гостями. Он приказал принести вина, поднялся, молча осушил стакан за здоровье Бильбо и тихонько выскользнул из шатра.
Произнося речь, Бильбо все время теребил в кармане золотое кольцо — то самое волшебное кольцо, что он так долго хранил в тайне. Ступив со стула, он надел его — и с тех пор в Норгорде его не видел ни один хоббит.
Он торопливо прошел назад к Торбе и с минуту стоял, прислушиваясь к шуму в шатре и крикам веселья по всему полю. Потом вошел в дом. Снял праздничный костюм, сложил и завернул в бумагу новый шелковый жилет и убрал его в шкаф. Затем быстро натянул какую-то старую одежку и затянул на талии потертый кожаный пояс. На него он повесил короткий меч в черных ножнах. Из запертого, пахнущего молью сундука он извлек старые плащ и капюшон, такие поношенные и выцветшие, что об их настоящем цвете можно было только догадываться; а когда-то они, должно быть, были темно-зелеными. Они были ему основательно велики. Он прошел в кабинет, вынул из потайного ящика завернутый в тряпье сверток, рукопись в кожаном переплете и большой толстый конверт. Книгу и сверток он запихнул в доверху набитый мешок; в конверт положил кольцо вместе с цепочкой, запечатал его и адресовал Фродо. Потом положил конверт на камин, но вдруг вернулся, схватил его и засунул в карман. В это время дверь растворилась, и в кабинет быстрым шагом вошел Гэндальф.
— Привет! — сказал Бильбо. — Что это тебя было не видно?
— Рад, что тебя теперь видно, — отозвался маг, усаживаясь в кресло. — Я торопился застать тебя: мне надо поговорить с тобой, прежде чем ты уйдешь. Ты, полагаю, считаешь, что все идет чудесно?
— Само собой, — сказал Бильбо. — Хоть эта последняя вспышка была, по-моему, ни к чему. Я и то удивился, не говоря уж об остальных. Твоих рук дело?
— Моих. Ты мудро хранил это кольцо в тайне долгие годы, и мне показалось, что надо дать твоим гостям какое-то другое объяснение твоего исчезновения.
— И испортить мне шутку. Вечно ты во всё вмешиваешься, старый хлопотун, — засмеялся Бильбо. — Впрочем, тебе, как всегда, виднее.
— Виднее — когда я хоть что-нибудь вижу. А в этом деле я не очень уверен.
Оно сейчас висит на волоске. Пошутил ты глупо, перебаламутил всю родню — и девять или девяносто девять дней весь Край только об этом и будет говорить… Так что ты дальше делать думаешь? Идешь?
— Конечно. Мне нужен отдых, долгий, а может — и бессрочный, я же тебе говорил. Вряд ли я сюда когда-нибудь вернусь. Я уже и все распоряжения сделал.
Постарел я, Гэндальф. Вроде и незаметно… а душа устала. Хорошо сохранился! — Он фыркнул. — Я, знаешь, стал весь тонкий и какой-то прозрачный — как масло на хлебе у скряги. Что-то тут не так.
Гэндальф внимательно, в упор взглянул на него.
— Да, кажется не так, — задумчиво протянул он. — Нет, в конце концов, думаю, твой план — самый лучший.
— Что ж, так и сделаю. Я ведь давно уже это задумал. Я хочу снова горы повидать, понимаешь, Гэндальф, — горы; а потом найти укромное местечко и отдохнуть. В тишине и покое, без оравы родственников и утомительных звонков в дверь. Местечко, где я смог бы наконец закончить книгу. Я придумал ей замечательный конец: «… И он жил счастливо до конца своих дней».
Гэндальф рассмеялся.
— Надеюсь на это. Только вот книгу, как ни кончай, читать не будут.
— Прочтут со временем. Фродо уже читал. Ты приглядишь за ним?
— В оба глаза, хоть мне и не до того.
— Он бы пошел со мной, конечно, позови я его. Кстати, он и просился, перед самым Угощением. Да только не готов он еще в путь. Мне-то надо перед смертью на горы поглядеть и на большой мир, — а он весь здесь, в Крае, в его лесах, лугах, речках. Ему здесь уютно. Я ему все оставил; конечно, кроме нескольких безделок. Надеюсь, он будет счастлив. Пришло его время: он теперь сам себе хозяин.