— Господин Бильбо Торбинс ушел. Ничего худого, сколько я знаю, с ним не стряслось.
Некоторых из собравшихся он пригласил внутрь — Бильбо оставил им «посылки».
В гостиной громоздилась куча пакетов, узелков, свертков, кое-какая мебель. На каждой «посылке» была бирка. Например, такие:
Адэларду Хвату в личное пользование от Бильбо. (На зонтике. Адэлард вечно уносил с собой чужие).
Доре Торбинс — в память о долгой переписке, с любовью от Бильбо (На большой корзине для бумаг. Дора была сестрой Дрого и старейшей из родственниц Бильбо и Фродо; ей было 99, и за полстолетия она исписала добрыми советами кучу бумаги).
Мило Глубокопу — с надеждой, что пригодится от Б. Т. (На золотом пере и бутылочке чернил. Мило никогда не отвечал на письма).
Ангелике от дяди Бильбо — для общей пользы (На круглом кривом зеркале. Юная Ангелика Торбинс не скрывала, что считает себя красавицей).
Хьюго Дороднингу — для его коллекции — от жертвователя (На пустом книжном шкафу. Хьюго был большим любителем книг — и терпеть не мог возвращать их).
Лобелии Лякошоль-Торбинс — В ПОДАРОК (на коробке с серебряными ложечками. Бильбо подозревал, что она не раз — и не безуспешно — запускала за ними руку в его буфет, пока он был в походе. Лобелия это прекрасно знала. Когда она появилась, то сразу поняла, в чем дело — однако ложечки взяла).
Каждый из подарков имел ярлык, надписанный Бильбо. На некоторых были уколы и шутки. Но многие отправлялись туда, где были нужны. К примеру, в Исторбинку. Старый Гискри получил два мешка картошки, шерстяной жилет и банку мази для больных суставов. Рори Брендизайк, в благодарность за радушие, дюжину бутылок Старого Винодела — крепкого красного вина отменной выдержки — его привез из Южного Удала еще отец Бильбо. Рори тут же простил Бильбо, а после первой бутылки провозгласил его лучшим из хоббитов.
Много разных разностей досталось Фродо. И, конечно, все богатства — книги, картины, много мебели и всего другого — перешли в его владение. Но ни о деньгах, ни о бриллиантах было не слыхать: никто не увидел ни серебряной монетки, ни даже просто стеклянной бусинки.
Денек выдался нелегкий. Неизвестно, кто пустил слух, что все имущество раздается всем желающим — но эта чушь распространилась, как пожар; вскоре дом был забит народом, у которого там вообще никаких дел не было, но отделаться от которого не было никакой возможности. Ярлыки посрывали, начались ссоры. Кое-кто начал уже заключать сделки; другие пытались удалиться с вещичками, им не адресованными или с чем-нибудь, что казалось им не очень нужным новому владельцу. По дороге от ворот катились тачки и тележки.
В середине всей этой неразберихи прибыли Лякошоль-Торбинсы. Фродо ненадолго ушел немного отдохнуть и оставил приглядывать за всем своего друга Мерри Брендизайка. Когда Отто громогласно потребовал Фродо, Мерри вежливо поклонился.
— Он нездоров, — сказал он. — Он отдыхает.
— Прячется, — уточнила Лобелия. — Ну, вот что: мы пришли, чтобы его увидеть — и мы его увидим. Так ему и передай!
Мерри ненадолго оставил их в гостиной, и у них было время отыскать свой подарок. Настроения он им не улучшил. Неожиданно их позвали в кабинет. Фродо сидел у заваленного бумагами стола. Он выглядел нездоровым — быть может, от вида Лякошолей — но встал им навстречу; руку при этом он держал в кармане. Однако разговаривал вежливо.
Лякошоли вели себя вызывающе. Начали они с предложения ему цен — и весьма низких («по дружбе» — сказала Лобелия) — за некоторые ценные ненадписанные вещи. Когда Фродо ответил, что отдано будет лишь то, что решил отдать Бильбо, они заявили, что все это очень подозрительно.
— Мне ясно одно, — добавил Отто. — То, что ты на этом здорово нажился. Я желаю видеть завещание.
Если бы не Фродо, Отто был бы наследником Бильбо. Он внимательно прочел завещание и фыркнул. Придраться было не к чему. Все было ясно и четко, и двенадцать свидетелей, как и положено, аккуратно расписались красными чернилами.
— Опять он нас надул! — сказал он жене. — Стоило ждать шестьдесят лет! Что он тебе подарил? Ложечки? Шут! — Он щелкнул пальцами под самым носом Фродо и заковылял из кабинета. Но от Лобелии отделаться было не так-то просто. Когда чуть позже Фродо вышел взглянуть, как идут дела, она все еще была в гостиной — шарила по углам и закоулкам и выстукивала полы. Он вежливо выпроводил ее, попутно избавив от нескольких небольших (но довольно ценных) вещиц, завалившихся ей в зонтик. По лицу ее было видно, что она изо всех сил придумывает последнее — самое уничтожающее — оскорбление. На лестнице она обернулась.