Вопрос, почему господин Фродо продает свою прекрасную нору, обсуждался куда жарче, чем ее цена. Кое-кто утверждал — следуя намекам самого господина Торбинса — что у Фродо вышли все деньги: он-де собирается оставить Хоббитон и обосноваться в Забрендии, поближе к родичам. «И подальше от Лякошолей» — понимающе добавляли некоторые. Однако легенда о несметном богатстве Торбинсов из Торбы-на-Круче настолько крепко засела в умах, что большинству было трудно поверить в это — куда труднее, чем в любую другую причину; а потому большинство видело эту самую причину в темных и пока до конца не раскрытых замыслах Гэндальфа. Хоть и вел он себя осторожно, днем не показывался, — всем было известно, что он «прячется в Торбе». Но, нужен или нет был магу этот уход, — сомневаться не приходилось: Фродо Торбинс возвращался в Забрендию.
— Да, осенью уезжаю, — подтверждал он. — Мерри Брендизайк подыскивает для меня уютную нору — а может, и маленький домик.
Кстати сказать, с помощью Мерри он купил уже небольшой дом в Кроличьей Балке, неподалеку от Пряжбери. Всем, кроме Сэма, он говорил, что собирается осесть там. Решение идти на восток подсказало ему эту мысль: Забрендия по дороге, когда-то в детстве он там жил, так почему бы ему туда не вернуться?
Гэндальф прожил в Крае больше двух месяцев. Потом однажды вечером, в конце июня, когда планы Фродо окончательно устоялись, он вдруг объявил, что утром уходит.
— Надеюсь, ненадолго, — сказал он. — Мне надо доехать до южных границ и собрать новости. Загостился я у тебя.
Говорил он легко, но Фродо почудилось, что маг чем-то всерьез озабочен.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
— Нет пока; но я узнал кое-что, что меня обеспокоило — надо все выяснить. Если после этого я решу, что ты должен уходить немедленно — вернусь сам или пришлю весточку. Держись своего плана; но будь осторожен вдвойне, особенно же — с Кольцом. И непреложный тебе совет — не надевай его!
Он ушел с рассветом.
— Я могу вернуться каждый день, — сказал маг на прощанье. — Самое позднее — приду ко Дню Рожденья. Думаю, в пути я буду тебе не лишним спутником.
Поначалу Фродо был расстроен и часто думал, о чем это Гэндальф мог узнать; но постепенно тревога улеглась, а погода стояла прекрасная — и на время он позабыл все свои беды. Давно не видели в Крае такого дивного лета — и такой богатой осени: деревья гнулись под тяжестью яблок, соты сочились медом, хлеба были высоки и густы.
Кончалась осень, когда Фродо снова стал волноваться о Гэндальфе. Проходил сентябрь — а о том по-прежнему не было ни слуху ни духу. День Рожденья, а с ним и уход, приближались, а маг все не шел и вестей не присылал. В Торбе между тем зашевелились.
Кое-кто из приятелей Фродо пришел помочь ему собираться: были там и Фредегар Боббер, и Фолко Булкинс; и, конечно, ближайшие его друзья — Перегрин Хват и Мерри Брендизайк. Их стараниями в Торбе все было вверх дном.
Двадцатого сентября две крытые повозки уехали в Забрендию, увозя в новый дом мебель и вещи, которых Фродо не продал. На другой день Фродо забеспокоился по-настоящему, и простоял весь день у ворот, высматривая Гэндальфа. Утро четверга выдалось таким же чистым и ясным, как давным-давно — в день последнего Угощения Бильбо. Гэндальф не приходил. Вечером Фродо устроил прощальный пир — совсем скромный, просто обед для себя и четверых своих помощников; но он волновался и был грустен. Мысль, что ему скоро уходить и расставаться с друзьями, тяжестью лежала на сердце. «Как я им скажу?» — думал он.
Четверо молодых хоббитов были, тем не менее, веселы, и вечер, несмотря на отсутствие Гэндальфа, стал вскоре весьма оживленным. В столовой остались лишь стол да кресла, но еда была хороша, а вино — и того лучше: в список проданного Лякошоль-Торбин-сам оно не входило.
— Что бы ни случилось с остальными моими припасами, когда они попадут в лапы Лякошолям — этому вину и у меня найдется хороший приют! — заявил Фродо, осушая стакан. То были последние капли Старого Винодела.
Когда они спели все песни и припомнили все совершенные вместе дела, они выпили за здоровье Бильбо и Фродо, как было у Фродо заведено. Потом вышли подышать воздухом и поглядеть на звезды — а потом отправились спать. День Рожденья прошел, а Гэндальф так и не появился.
На следующее утро еще одну повозку нагрузили оставшимся багажом, и Мерри уехал на ней вместе с Толстиком (так звали Фредегара Боббера).
— Должен же кто-то позаботиться там обо всем, прежде чем вы пожалуете, — сказал он. — Ладно, увидимся позже — послезавтра, если вы не уснете по дороге.