Из-за поворота показался черный конь — не хоббичий пони, а настоящий высокий конь; на нем, ссутулясь в седле, сидел всадник, закутанный в черный плащ, в надвинутом на глаза капюшоне — из-под плаща виднелись лишь сапоги с громадными шпорами. Лица было не разглядеть.
Конь поравнялся с деревом — и встал. Всадник не двигался, склонив голову, как будто прислушивался. Из-под капюшона донеслось слабое сопение — точно кто-то принюхивался к едва различимому запаху; голова поворачивалась из стороны в сторону.
Внезапный страх объял Фродо… и вдруг он понял, что надо всего-навсего надеть Кольцо. Он едва решался дышать, а рука потихоньку скользила к карману. Если он наденет Кольцо — он спасен. Советы Гэндальфа казались чушью. Надевал же Бильбо Кольцо — и ничего. «И я все ж таки пока в Крае», — подумал он, нащупывая цепочку. В этот миг всадник выпрямился и тронул поводья. Конь ступил вперед и пошел — сперва шагом, потом быстрой рысью.
Фродо подобрался к обочине и следил за всадником, пока тот не скрылся из глаз. Он не был до конца уверен, но ему показалось что внезапно, перед тем как исчезнуть из виду, конь свернул вправо и скрылся за деревьями.
«Все это очень чудно и беспокойно», — сказал Фродо самому себе, направляясь к товарищам. Пин и Сэм лежали ничком в траве и ничего не видели, так что Фродо рассказал им о всаднике и его чудном поведении.
— Не могу объяснись, почему — но уверен, что он высматривал или вынюхивал меня; и еще уверен, что мне не хотелось, чтобы он меня нашел. Никогда не видел и не чуял ничего подобного.
— Какое дело до нас одному из Громадин? — пробурчал Пин. — Что ему вообще-то надо в Крае?
— Живут у нас кое-где Люди, — сказал Фродо. — В Южном Уделе, например. Но ни о ком подобном я и не слыхивал. Откуда он взялся, интересно знать?
— Прошу прощения, — вставил вдруг Сэм. — Я, кажется, знаю, откуда он взялся. Из Хоббитона этот черный, если только он один. И знаю даже, куда он путь держит.
— Чего ж ты молчал? — резко спросил Фродо, удивленно взглянув на него.
— Да я, сударь, только сейчас вспомнил… Ведь как дело-то было: прибегаю я вчера вечером с ключом домой, а папаша мне и говорит: «Привет, Сэм! — говорит. — А я думал, ты уже уехал — утром, с господином Фродо. Спрашивали тут господина Торбинса, чужак какой-то, вот только отъехал. Я его в Пряжбери послал. Что-то не пришелся он мне. Разозлился, когда я сказал, что господин Торбинс уехал. Зашипел на меня, ты подумай! Я прямо затрясся!» «А он кто?» — спрашиваю Старика. «Не знаю, — отвечает. — Но не хоббит — это уж точно. Высокий, черный и клонится на меня. Я мыслю так, что это кто-то из чужедальних Громадин. Говорил он уж больно чудно».
Времени у меня не было его слушать, сударь, — вы ведь меня ждали; да и не обратил я внимания на это. Старик мой и правда старый, почти уже слепой, а было уж темно, когда этот тип подъехал — Старик вышел воздухом подышать на ночь глядя. Надеюсь, никакой он беды не накликал? Или сам я?..
— Старика винить не за что, — сказал Фродо. — Кстати сказать я слышал его разговор с чужаком, который мной интересовался, хотел даже пойти и расспросить о нем Старика. И стоило бы — да и тебе стоило бы рассказать мне это пораньше. Был бы я осторожней в дороге.
— Может, этот всадник и Стариков чужак и не связаны вовсе, — возразил Пин. — Уходили мы из Хоббитона тайно, ума не приложу, как он смог выследить нас.
— А для чего ж он нюхает, сударь? — спросил Сэм. — И Старик говорил: черный тот был.
— Надо бы мне дождаться Гэндальфа, — пробормотал Фродо. — А быть может, это только ухудшило бы все.
— Так ты об этом всаднике что-то знаешь? — услыхал его бормотанье Пин.
— Не знаю и предпочитаю не догадываться.
— Ладно, братец Фродо! Держи свои тайны при себе, коли тебе этого хочется. Ну а сейчас — что нам делать? Я хотел подкрепиться немного, но, думаю, чем скорей мы отсюда уйдем — тем лучше. Не по душе мне эти ваши нюхающие всадники с невидимыми носами.
— Да, надо нам уходить, — согласился Фродо. — Но не по дороге — что если этот всадник вернется, или еще один пожалует? Нам еще сегодня идти и идти. Забрендия — не ближний свет.
Когда они опять двинулись в путь, тени деревьев на траве были длинны и прозрачны. Они отошли влево от дороги и старались, насколько можно, держаться от нее подальше. Но это задерживало: трава была густой и спутанной, земля — неровной, ветви деревьев переплетались с кустарником.