Они смотрели в окно — там тихо струился дождь и откуда-то сверху слышался чистый голос Золотинки. Она пела, и хоть хоббиты и разобрали всего несколько слов, им было ясно, что это песня дождя, ласковая, как ливень в иссушенных холмах, что приносит им вешние сказки о реках и Море. Хоббиты слушали в восторге; и Фродо радовался всей душой и благословлял дружелюбие погоды — она позволила им задержаться здесь. Мысль об уходе с самого пробуждения тяжко давила его; но теперь-то они сегодня, конечно, никуда не пойдут.
Дул устойчивый западный ветер, и все более густые и набухшие тучи подкатывались излить свой груз на голые спины Могильников. Вокруг дома не было видно ничего кроме потоков воды. Фродо стоял у открытой двери и смотрел, как посыпанная известкой дорожка превращается в маленькую молочную речку и, журча, убегает в долину. Из-за угла выбежал Том Бомбадил, руками он будто бы разводил над собой дождь — и действительно, оказался совсем сухой, только башмаки мокрые. Он снял их и поставил на каминную решетку. Потом уселся в самое большое кресло и подозвал хоббитов.
— У хозяйки день уборки, — объявил он, — и осенней чистки. Слишком сыро — а меж тем путь вас ждет неблизкий. Лучше мы поговорим. Оставайтесь дома! Отдохните, малыши, посидите с Томом. День хороший для беседы, для вопросов и ответов. Здесь уютно; и сейчас Том начнет для вас рассказ.
И он поведал им множество удивительных историй, порой будто говоря с самим собой, порой внезапно взглядывая на них из-под густых бровей чистой голубизной глаз. Часто рассказ обращался в песню — тогда он вскакивал с кресла и пускался в пляс. Он говорил о цветах и пчелах, о судьбах деревьев и диковинных лесных тварях — злых и добрых, дружелюбных и враждебных, жестоких и милосердных — и о тайнах, скрытых в ветвях.
Они слушали — и начинали понимать жизнь Леса. Они смотрели на нее со стороны и чувствовали себя чужаками там, где все были дома. И то и дело вставал в рассказах Тома Старик Ветельник — и Фродо узнал о нем достаточно, и даже больше чем достаточно, ибо это знание не дарило покоя. Речи Тома раскрывали души и думы деревьев, которые были темны и неясны, исполнены ненависти ко всему, что вольно бродит по земле, грызет, кусает, ломает, рубит, жжет: к разрушителям и завоевателям. И Вековечным Лес был назван не без основания — ибо он на самом деле был стар — остаток огромных позабытых дебрей; и в нем все еще жили, старея не быстрее холмов, отцы отцов теперешних деревьев, помнящие времена, когда владыками были они. Бессчетные годы наполнили их гордыней, мудростью, злобой. Но не было среди них никого опасней старого Ветельника: душа его сгнила, а силы были молоды; он был мудр, он повелевал ветрами, а его песням и думам подчинялся лес по обе стороны реки. Его мглистый жаждущий дух тянул силу из земли, а нити корней и невидимые сучья-пальцы разносили его в земле и в воздухе — покуда не опутали все деревья от Городьбы до Нагорий.
А рассказ Тома уже покинул леса и вприпрыжку помчался вверх по реке, через кипящие водопады, валуны и иззубренные скалы, по цветам в травах и влажных трещинах — и добрался наконец до Нагорий. Хоббиты услыхали о Великих Могильниках и зеленых курганах, о каменных кольцах на холмах и в низинах меж ними. Блеяли овцы. Вставали зеленые и белые стены. Властители мелких княжеств бились друг с другом, и юное Солнце пламенело на алой стали их новых и жадных мечей. Были и победы, и поражения, рушились башни, горели крепости, и огонь взлетал до небес. Золото копилось в склепах древних владык; и курганы скрывали их, и каменные двери захлопывались; и трава вырастала на них. И снова овцы вытаптывали траву, и снова пустели холмы… С востока надвигался Черный Прилив, и кости хрустели в могилах. Умертвия бродили там, звеня кольцами на стылых пальцах, и ветер лязгал золотыми цепями. Обманные Камни скалились в лунном свете, как старые истертые зубы.
Хоббиты содрогнулись. Даже до Края, доходили слухи об Умертвиях из залесных Могильников. Но это была не та повесть, которую хоббиты стали бы слушать с удовольствием — даже подле уютного безопасного очага. Эти же четверо вдруг вспомнили о том, о чем радость дома заставила их забыть: дом Бомбадила стоял совсем близко от этих жутких холмов. Они потеряли нить рассказа и беспокойно заерзали, косясь друг на друга.