— Вряд ли, — ответил трактирщик. — Все верховые пони, что были в Усаде, у меня стояли — всех их и свели. А если у кого лошади или пони остались, так те упряжные, не на продажу. Но я сделаю что смогу. Вытащу Боба и пошлю его — пусть поторопится!
— Да, — неохотно проговорил Бродник. — Так будет лучше всего. Боюсь, одного пони купить все-таки придется. Но это значит — проститься с надеждой ускользнуть рано и незаметно. Искать лошадь — что в походный рог трубить. Они на это, надо думать, и рассчитывали.
— Есть тут малая толика утешения, — заметил Мерри. — А если подумать — так и не малая. Давайте хоть позавтракаем нормально, все равно ведь ждать. Где этот телепень Ноб?
Пропажа задержала их больше чем на три часа. Боб вернулся ни с чем: ни пони, ни лошади достать не удалось — даже за деньги; один только Бит Осинник соглашался продать своего пони.
— Старая заморенная скотинка, — сказал Боб, — но он за нее втридорога сдерет, она ведь вам нужна, знаю я этого Осинника.
— Бит Осинник?.. — переспросил Фродо. — Нет ли здесь какой хитрости? Может, этот конек сбежит к нему со всей поклажей или поможет выследить нас?
— Хотелось бы знать, — кивнул Бродник. — Я, правда, не верю, чтобы животное вернулось к нему, единожды от него сбежавши. Славный господин Осинник решил, должно быть, нажиться на этом деле. И главная опасность тут — что бедная тварь наверняка на пороге смерти… Впрочем, выбора у нас нет. Сколько он за нее хочет?
Бит Осинник запросил двенадцать монет — и правда втрое против цены за крепкого пони. Конек был костлявый, некормленый и унылый; однако подыхать пока не собирался. Хмель Пахтарь уплатил за него из собственного кармана и предложил Мерри еще восемнадцать монет — в возмещение убытков за пропавших лошадок. Он был человек честный и состоятельный; однако потеря тридцати монет была для него тяжким ударом — тем паче что почти половина из них перешла к Биту Осиннику.
Кстати сказать, в конце концов он не остался в накладе. Позже выяснилось, что на самом деле свели только одну лошадь. Остальные разбежались от страха, и потом их находили в разных концах Усадного Края. Пони Мерри удрали в гости к Дружку и некоторое время жили у Тома Бомбадила — пока до того не дошли вести о событиях в Усаде. Тогда он отослал лошадок назад к Пахтарю, который, таким образом, получил сразу пять крепких пони по весьма сходной цене. Им пришлось немало поработать в Усаде, но Боб холил их, как мог; так что им, можно сказать, повезло: избежали темного и опасного похода. Но и в Светлояре не побывали.
Тем не менее, судя по тому, что знал Пахтарь, деньги его были потрачены невесть на что. А у него были и другие заботы. Мало-помалу оставшиеся гости поднимались и, когда узнали о ночном налете на трактир, началось волнение. Южане потеряли нескольких коней и громко обвиняли трактирщика, пока не стало известно, что один из них тоже исчез ночью — никто иной, как косоглазый приятель Бита Осинника. Подозрение тут же пало на него.
— Ежели вы знаетесь с конокрадом, да еще привели его в мой дом, — сердито заявил Пахтарь, — так должны платить за все сами, а не орать тут на меня. Отправляйтесь и спрашивайте у Осинника, куда запропал ваш распрекрасный друг!
Но оказалось, что другом он никому не был, и никто не смог припомнить, где и когда он к ним пристал.
После завтрака хоббиты заново уложили мешки: пришлось взять с собой запас еды на случай, если поход окажется более долгим, чем они рассчитывали. Было уже почти десять, когда они наконец тронулись в путь. К этому времени весь Усад гудел, как улей. Исчезновение Фродо, черные всадники, похищение коней, и вдобавок — известие, что следопыт Бродник присоединяется к таинственным хоббитам — всего этого с лихвой хватило бы на дюжину небогатых событиями лет. Большинство жителей Усада и Ходтона столпились по обочинам, чтоб видеть отъезд путешественников. Кое-кто пришел даже из Заложья и Таборна. Из дверей и окон трактира выглядывали постояльцы.
Бродник передумал и решил выйти из Усада по главной дороге. Любая попытка сразу свернуть с нее только осложнила бы дело: половина жителей двинулась бы следом поглядеть, что он собираются делать и помешать им «разгуливать» по своим землям.
Они простились с Нобом и Бобом и наговорили много добрых и благодарных слов Хмелю Пахтарю.
— Надеюсь, мы еще встретимся когда-нибудь, — сказал ему Фродо. — Ничего бы мне так не хотелось, как спокойно отдохнуть у вас несколько дней.
Они двинулись в путь под взглядами толпы; на душе у них было тревожно. Не все глаза были дружелюбны, не все рты кричали приветствия. Но Бродник, казалось, внушал многим усадичам страх, и те, на кого он смотрел, умолкали и прятались в толпу. Он шагал впереди вместе с Фродо; Мерри и Пин — следом; последним шел Сэм, ведя в поводу тяжело груженого пони; но конек выглядел уже веселее, словно ноша эта ему нравилась. Сэм задумчиво грыз яблоко. У него все карманы были набиты ими: Боб с Нобом постарались на прощанье. «Идешь с яблочком, сидишь с трубочкой, — рассуждал он. — Да на весь-то путь яблок разве напасешься?..»