Предание кончилось. Хоббиты зашевелились.
— Глядите! — сказал Мерри. — Луна встает; должно быть, уже поздно.
Другие взглянули вверх — и увидели на вершине горы, на фоне лунного сияния, что-то маленькое и темное. Быть может, то был крупный камень или выступ скалы, высвеченный бледным заревом.
Сэм и Мерри встали и отошли от огня. Фродо и Пин остались и сидели молча. Бродник пристально смотрел на лунные блики. Все казалось спокойным и мирным — но Фродо почувствовал, как ледяной ужас вползает ему в душу. Хоббит придвинулся к огню. В этот момент от края лощины бегом вернулся Сэм.
— Не знаю с чего, — сказал он, — а только мне вдруг страшно стало. Из этой лощинки меня никакими деньгами не выманишь; чую — ползет что-то по склону.
— Ты кого-нибудь видел? — Фродо вскочил.
— Нет, сударь. Ничего я не видел — да я и не останавливался смотреть.
— Зато я видел, — сказал, подходя, Мерри, — или мне так показалось — на западе, где луна освещает равнину, — две или три черных тени. И ползли, они, кажется, сюда.
— Ближе к костру, спиной к огню! — велел Бродник. — Приготовьте длинные палки!
Они сидели, затаив дыхание, молча, и напряженно вглядывались в окружающую их тьму. Ничего не происходило. В ночи не раздавалось ни звука. Фродо шевельнулся, чувствуя, что сейчас нарушит тишину: ему хотелось завопить во весь голос.
— Тихо! — прошептал Бродник; и тут же Пин задохнулся криком:
— Что это, что это там такое?!
На дальнем краю лощинки поднялась одна — а может, и больше — черная тень: они скорее почуяли, чем увидели ее. Они всмотрелись — и тени, казалось, выросли. Никакого сомнения: три или четыре высоких фигуры стояли на склоне, глядя на хоббитов сверху вниз. Они казались дырами в глухой тьме. Фродо послышался слабый шип, будто ядовитое дыхание, и пронзительный холод пробрал его. Тени придвинулись.
Ужас одолел Мерри и Пина — они бросились наземь ничком. Рядом с Фродо съежился Сэм. Фродо был испуган не меньше товарищей; жестокий озноб сотрясал его; но сильнее ужаса было внезапное искушение надеть Кольцо. Желание это охватило его, он просто не мог ни о чем другом думать. Он не забыл Могильника, не забыл письма Гэндальфа — но что-то неодолимо подталкивало его нарушить запреты, и он жаждал уступить. Он не надеялся на спасение, не думал, дурно или хорошо поступает — просто понял, что должен взять Кольцо и надеть его. Говорить он не мог. Он чувствовал, что Сэм глядит на него, будто чует, в какую беду попал хозяин — но не мог повернуться к нему. Фродо зажмурился и какой-то миг боролся с собой; но сопротивляться стало невозможно, и в конце концов он медленно вытянул цепочку — и Кольцо скользнуло на указательный палец его левой руки.