— Утонул?.. — сказало разом несколько голосов. Они уже слышали, и не раз, и этот слух, и другие, не менее темные; но хоббиты обожают семейные истории и были не прочь послушать ее еще разок.
— Говорят, дело было так, — начал Старик. — Господин Дрого, понимаете, женился на этой бедняжке Примуле Брендизайк. Она приходилась двоюродной сестрой нашему господину Бильбо (ее мать была младшей дочерью Старого Хвата); а господин Дрого был его троюродным братом — только уж с другой стороны. Так что господин Фродо ему вдвойне родня, как говорится. А господин Дрого гостил в Хороминах у тестя — он частенько там бывал после женитьбы: у старого Горбадока был хороший стол, а Дрого любил поесть; и он отправился поплавать в лодке по Брендидуиму, и жену с собой взял — вот оба и потонули; а господин Фродо тогда совсем еще малышом был.
— Я слыхал, они поплыли после обеда, при луне, — сказал старый Норби, — и лодка перевернулась: уж очень толстым был Дрого.
— А я слыхал, она толкнула его, а он утянул ее за собой, — встрял Пескунс, хоббитонский мельник.
— А ты бы, Пескунс, почаще уши развешивал — еще и не то услышишь, — отрезал Старик: мельника он не любил. — Чего болтать, коли не знаешь. Не было никакого толкания. Лодки и без того достаточно предательские штуки — если лезть в них без оглядки. Так вот и остался господин Фродо сиротой, совсем один среди этих сдвинутых забрендийцев: его туда старый Горбадок взял. Настоящий садок эти Хоромины — там никогда не бывает меньше ста родственников зараз. Доброе дело сделал господин Бильбо, когда забрал парнишку назад: у нас здесь народ правильный.
Ну, и Лякошоли получили добрый тычок. Они на Торбу еще когда нацелились: думали, хозяин ушел, да и сгинул. А он воротился, и пришлось им убираться; и он все живет и живет, и старость ему нипочем, и пусть так будет подольше! А потом вдруг обзаводится наследником, и бумаги есть, и все такое. Теперь — то уж Лякошолям Торбы не видать.
— Там, говорят, куча денег зарыта, — заявил торговец из Западного Удела, по делам заглянувший в Хоббитон. — Вся вершина этой Кручи перекопана проходами и подвалами — а в них сундуки с золотом, серебром и бриллиантами, слышал я.
— Тогда вы знаете больше моего, — отозвался Старик. — Я про бриллианты слыхом не слыхивал. Денежки у господина Бильбо водятся, это точно, и перевода им нет; но о проходах и подвалах я ничего не знаю. Я видел господина Бильбо, когда он вернулся, тому уж шестьдесят лет, я тогда совсем мальцом был. Только — только поступил в ученики к старому Прорытвинсу, вот он и взял меня в Торбу — проследить, чтоб народ не потоптал цветы во время распродажи. Только все в раж вошли — а тут появляется господин Бильбо: на пони, с тяжеленными сумками и кучей сундуков. В них, конечно, были сокровища — те самые, что он в чужедальних землях добыл; но на «подвалы» там бы не хватило. Мне не верите — у Сэма моего спросите. Он в Торбе днюет и ночует. Совсем помешался на старых историях — а господин Бильбо любит порассказать. Даже и писать его выучил — но, думаю, большой беды в этом нет, может, и пригодится когда.
«Эльфы, драконы! — говорю ему. — Ты бы лучше о кабачках да картошке думал. Не суйся не в свое дело, — говорю, — не то, гляди, встрянешь куда — после костей не соберешь». Я это и ему твержу, и кому хочешь другому скажу, — добавил Старик, глянув на мельника и торговца.
Но ему не удалось переубедить слушателей. Сказка о бильбовых богатствах крепко засела в умах молодых хоббитов.
— Он, небось, после много добавил к тому, что в первый раз привез, — высказал общее мнение мельник. — Он же то и дело куда-нибудь уезжает. И поглядите, что за народ у него бывает: то гномы явятся, то — еще не чище — чудодей этот бродячий, Гэндальф. Говори что хочешь, Старик, но Торба — чудное место, а народ там еще чудней.
— И вы говорите, что хотите — только узнайте сперва об этом побольше, чем о лодках, господин Пескунс, — огрызнулся Старик: мельник нравился ему еще меньше, чем всегда. — Если уж они чудные — так кто тогда не чудной? Кое-кто из здесь сидящих пива соседу не предложил бы, живи он в золотой норе. А в Торбе все по справедливости. Сэм сказывал, на Угощение пригласят всех, и подарки всем достанутся — и ждать уж недолго.
Сентябрь выдался на диво хорошим. Двумя-тремя днями позже поползли слухи (пустил их, надо думать, всезнающий Сэм), что будет даже фейерверк — а его не бывало в Крае добрую сотню лет, со времен Старого Хвата.