Мне выпало наблюдать за Трактом; семь суток назад я достиг Моста через Митейтиль и оставил вам знак. На мосту ждали трое прислужников Саурона; увидев меня, они отступили к западу. Потом я встретил ещё двух, но они свернули на юг. Тогда я стал искать ваш след, нашёл его два дня назад, проследовал по нему через Мост, а сегодня приметил, где вы снова спустились с холмов. Однако хватит: сейчас не время для рассказов. Раз вы здесь, придётся рискнуть и пойти прямо по Тракту. За нами пятеро; когда они обнаружат ваш след на дороге, примчатся быстрее ветра. Но это ещё не все. Где остальные четверо, я не знаю. Боюсь, что они уже засели у Брода.
Пока Глорфиндель говорил, сгустились вечерние тени, и Фродо ощутил огромную усталость. Ещё на раннем закате туман перед его глазами сгустился; теперь лица его друзей были почти не видны. Впивалась боль и рассылала холод. Он покачнулся и вцепился в плечо Сэма.
— Моему хозяину плохо, он ранен, — сердито сказал Сэм. — Он не может идти или ехать ночью. Ему нужен отдых.
Глорфиндель подхватил падающего Фродо, принял его на руки и тревожно глянул в лицо.
Бродяжник коротко рассказал об атаке на вершине Заверти, о смертоносном кинжале. Рукоять он сберёг, а сейчас вынул и показал эльфу. Тот содрогнулся, взяв её в руки, но рассмотрел очень внимательно.
— На этой рукояти зловещие письмена, — сказал он, — хотя вашим глазам, они, быть может, и не видны. Спрячь её, Арагорн, у Элронда пригодится. Только будь осторожен и старайся не прикасаться к ней! Увы! Такую рану я не сумею залечить. Сделаю, что смогу, — но теперь ещё сильнее настаиваю на необходимости уходить как можно скорее, без всякого отдыха.
Эльф чуткими пальцами ощупал плечо Фродо, и лицо его ещё более омрачилось. А Фродо вдруг почувствовал, что цепкий холод в боку и немного смягчился, рука слегка согрелась и боль приутихла. Завеса перед глазами проредилась, словно стаяло тяжёлое облако. Лица его друзей проступили в вечерних сумерках яснее, и ему прибыло сил и надежды.
— Поедешь на моём коне, — сказал Глорфиндель. — Стремена я укорочу до самого седла, а ты держись крепче. И не бойся: мой конь не уронит седока, которого я прикажу нести ему. Его шаг ровен и легок, а в случае опасности он умчит тебя прочь — чёрные вражеские скакуны ему не соперники.
— Ни в коем случае! — решительно объявил Фродо. — Не сяду я на коня, который понесёт меня к Раздолу или ещё куда-нибудь, в то время как мои друзья останутся в опасном положении где-то позади!
— Без тебя нам вряд ли что грозит, — улыбнулся Глорфиндель. — Погоня за тобой, а не за нами. Ты и твоя ноша — вот главная опасность для твоих друзей.
Возразить на это Фродо было нечего, и ему пришлось сесть на белого коня. Зато мешки навьючили на пони и поначалу пошли быстрее, но вскоре хоббитам стало очень трудно держаться наравне с неутомимой поступью эльфа. Он вел их вперёд сначала сквозь быстро темнеющий вечерний сумрак, потом сквозь ненастную ночную мглу: ни звёзд, ни луны не было. Остановился Глорфиндель только в сером утреннем свете. Пин, Мерри и Сэм ели на ногах держались; Бродяжник и тот как-то ссутулился; Фродо сидел на коне в тяжёлой дрёме.
Они отошли от Тракта на несколько ярдов, бросились в вереск и мгновенно заснули. Однако почти тут же — так им показалось — Глорфиндель, нёсший стражу, разбудил их. Солнце поднялось уже довольно высоко, ночные облака и туманы растаяли.
— Выпейте это! — сказал Глорфиндель, отлив для каждого по глотку какого-то ликёра из своей отделанной серебром кожаной фляги.
Вода и вода, чистая, как из родника, без всякого привкуса, не тёплая и не холодная; но она разливала по телу силу и вселяла бодрость. Съеденные после неё сушёные яблоки и чёрствый хлеб (больше ничего не осталось) утолили голод гораздо лучше, чем самый обильный завтрак в Хоббитании.
Проспали они меньше пяти часов, а потом снова шли, шли и шли по бесконечной ленте древнего Тракта. Глорфиндель позволил им сделать только две короткие передышки. К вечеру они одолели около двадцати миль и дошли до места, где Тракт поворачивал вправо и уходил по дну долины прямо к Бруиненскому броду. До сих пор хоббиты никакой погони за собой не слышали, но пока они плелись сзади, Глорфиндель часто останавливался, прислушивался, и лицо его становилось всё тревожнее. Пару раз он обращался по-эльфийски к Бродяжнику.
Но как бы ни тревожились их проводники, было ясно, что на сегодня хоббиты своё прошли. Они спотыкались и пошатывались, мечтая только об одном — дать отдохнуть усталым ногам. Боль терзала Фродо вдвое против вчерашнего, и даже днём ему виделось всё призрачно-серым, словно мир выцвел и странно опустел. Теперь уже он нетерпеливо ждал ночи как избавления от тусклой пустоты.