— Да старик-то, что с него взять? — отозвался Фродо. — Я и сам слышал, как он говорил с чужаком, который про меня расспрашивал; даже собрался было пойти узнать у него, в чём дело. Жаль, не пошёл, и досадно, что ты мне раньше не сказал. Нам бы надо поосторожнее.
— А может, это вовсе и не тот всадник, — вмешался Пин. — Вышли мы тайком, шли без шума, не мог он нас выследить.
— А сопел да вынюхивал, как и тот, — сказал Сэм. — И тоже весь чёрный.
— Зря мы Гэндальфа не дождались, — пробормотал Фродо. — А может и не зря, трудно сказать.
— Так ты про всадника-то про этого что-нибудь знаешь? Или просто догадки строишь? — спросил у Фродо Пин, расслышавший его бормотание.
— Ничего я толком не знаю, а гадать боюсь, — задумчиво ответил Фродо.
— Ну, твоё дело, милый родственничек! Пожалуйста, держи про себя свои секреты, только дальше-то как будем? Я бы непрочь передохнуть-поужинать, но лучше возьмём-ка ноги в руки. А то мне что-то не по себе от ваших россказней про нюхающих всадников.
— Да, нам лучше не задерживаться, — сказал Фродо. — И давайте не по дороге, а то вдруг этот всадник вернётся, или другой объявится. Прибавим шагу: до Забрендии ещё идти и идти.
По траве тянулись длинные тонкие тени деревьев. Хоббиты придерживались каменистой россыпи слева от дороги, чтобы двигаться как можно незаметнее. Это было нелегко, потому что трава была плотной и кочковатой, почва неровной, а деревья стояли всё плотнее да плотнее.
Позади них багровое солнце клонилось к холмам, и вечерние сумерки начались прежде, чем путники миновали наконец длинный прямой отрезок дороги. С этого места основной путь уводил влево, к Йольским низинам и Стоку, но вправо отходила дорожка, которая, петляя, вела через древнюю дубовую рощу к Лесному Пределу. "Вот сюда мы и свернём", — сказал Фродо.
Недалеко от развилки хоббиты набрели на громадный рухнувший ствол. Дерево всё ещё жило, хотя его поломанная крона широко раскинулась по земле: на некоторых сучьях ещё сохранилась листва. Ствол был дуплистый, из-за чего, очевидно, и свалился когда-то с громким треском. Хоббиты забрались внутрь и устроились на подстилке из старой листвы и трухи. Они отдохнули, слегка перекусили, тихонько переговариваясь и время от времени прислушиваясь.
Когда они снова вернулись на дорогу, наступили сумерки. В сучьях пел западный ветер. Листва шелестела. Вскоре дорога начала постепенно, но неуклонно теряться во тьме. На тёмном востоке появились первые звёзды. Чтобы приободриться, хоббиты маршировали в ряд и в ногу. Постепенно, когда звёзды высыпали гуще и ярче, чувство тревоги оставило их, и они перестали напряжённо прислушиваться, не загремят ли копыта. Путники начали даже, как принято у хоббитов, когда они долго гуляют и особенно когда приближаются ночной порой к дому, тихонько напевать. В таких случаях обычно поются застольные песни или колыбельные, но сейчас друзья затянули песню странствий (конечно, не без упоминания об ужине и кроватях). Слова сочинил Бильбо Торбинс на старый, как горы, мотив и обучил этой песне Фродо ещё в те времена, когда они гуляли по тропинкам речной долины и говорили о его приключениях.