— Кто вы и кто ваш предводитель? — спросил Фродо.
— Я, Гилдор, — отвечал эльф, который первым заметил хоббитов. — Гилдор Инглорион из дома Финрода. Мы Изгнанники, большая часть нашего рода давным-давно отплыла и мы тоже лишь немного помедлим здесь, прежде чем уйти за Великое Море. Но некоторые из нас пока ещё мирно живут в Раздоле. Впрочем, расскажи-ка лучше про себя, Фродо. С тобой ведь что-то неладно? Ты испуган?
— О Мудрый народ, — вмешался Пин. — Скажите нам, кто такие Чёрные Всадники?
— Чёрные Всадники? — тихо откликнулись они. — А что вам до Чёрных Всадников?
— Ехали за нами двое… или один, быть может, — сказал Пин. — Вот как раз отстал, когда вы явились.
Эльфы ответили не сразу; они посовещались на своём языке, потом Гилдор обернулся к хоббитам.
— Мы пока подождём об этом говорить, — сказал он. — А вам действительно лучше будет пойти с нами. У нас это не в обычае, но пусть так, идите. С нами и переночуете.
— О Дивный народ! Я и надеяться не смел! — сказал Пин, а Сэм, тот просто онемел от радости.
— Спасибо тебе, Гилдор Инглорион, — сказал Фродо и поклонился. — Элен сейла луменн оментиелво, звезда воссияла над часом нашей встречи, — прибавил он на древнеэльфийском языке.
— Осторожнее, друзья! — смеясь, предостерег своих Гилдор. — Вслух не секретничайте! С нами знаток древнего наречия! Бильбо владел им весьма хорошо. Привет тебе, Друг Эльфов! — сказал он, поклонившись Фродо. — Мы рады, что нам по пути. Пойдём, но иди в середине, чтобы не отстать и не заблудиться: впереди долгая дорога.
— Долгая? А вы куда? — спросил Фродо.
— В самую глубь Лесного Предела. Идти далеко, но там отдохнёшь, и завтрашний путь твой станет короче.
Шли они молча и мелькали, как тени, ибо эльфы ходят ещё бесшумнее хоббитов. Пин стал было задрёмывать и спотыкаться, но рядом шёл эльф, держал его под руку и не давал упасть. А Сэм шагал рядом с Фродо, как во сне, — страшноватом, но восхитительном.
Лес по обе стороны тропинки густел и густел: смыкающиеся деревья были моложе, а стволы у них — толще; потом тропа углубилась в лощину, справа и слева нависли заросли орешника. Наконец эльфы свернули в самую чащу, где справа вдруг словно чудом открылась узкая зелёная просека; теснее и теснее смыкались высокие стены деревьев — но вдруг расступились, и впереди простёрся ровный луг, матово-серый в ночном свете. С трёх сторон окружал его лес, а с востока он обрывался крутым склоном, и могучие древесные кроны вздымались к ногам откуда-то снизу. В долине близ склона мерцало несколько огоньков (это была деревенька Лесосечка), плоские туманные дали меркли в звёздном свете.
Эльфы уселись на траве и завели между собой негромкий разговор, хоббитов они словно бы перестали замечать. А те дремали, укутавшись в плащи и одеяла. Ночь надвинулась: деревенские огоньки в долине погасли. Пин крепко уснул, улёгшись щекой на кочку.
Высоко на востоке зажглась Звёздная Сеть, Реммират; пронизывая туман, разгорелся, как пламенный рубин, Боргил. Потом вдруг, словно по волшебству, небо разъяснилось, а из-за окраины мира блеснул Небесный Меченосец Менельвагор в сверкающем поясе. Эльфы встретили его звонкой песней, и где-то неподалёку вспыхнуло ярко-алое пламя костра.
— Что же вы? — позвали хоббитов эльфы. — Идёмте! Настал час беседы и веселья.
Пин сел, протёр глаза и зябко поежился.
— Добро пожаловать, друзья! Костёр горит, и ужин ждёт, — сказал эльф, склонившись к сонному Пину.
С южной стороны зелёный луг уходил в лес и становился лесным чертогом, крышей которому служили ветви деревьев. Мощные стволы выстроились колоннадой. Посредине чертога полыхал костёр, а на древесных колоннах ровно горели серебристо-золотым светом факелы. Эльфы сидели вокруг огня на траве или на круглых чурбачках. Верней, одни сидели, другие раздавали кубки и разливали вино, а третьи разносили яства.
— Угощение скудно, — извинились они перед хоббитами, — мы ведь не у себя дома, это походная стоянка. Вот будете у нас, тогда примем по-настоящему.
— Да я даже в день рожденья вкуснее не угощал, — сказал Фродо.
Пин потом не слишком помнил, что он пил и ел: он больше глядел на ясные лица эльфов и слушал их голоса, разные и по-разному дивные; и казалось ему, что он видит чудесный сон. Он только помнил, что давали хлеб: белый и такой вкусный, будто бы ты изнемогал от голода, а тебе протянули пышный ломоть; потом он выпил кубок чего-то чистого, как из родника, и золотистого, словно летний вечер.
А Сэм и словами не мог описать, что там было, и вообще никак не мог изобразить, хотя помнил эту радость до конца дней своих. Он, конечно, сказал одному эльфу: "Ну, сударь, будь у меня в саду такие яблоки, вот тогда я был бы садовник! Правда, чего там яблоки, вот пели вы, так это да!"