— Это верно. Во всяком случае, с первого взгляда, — облегчённо рассмеялся Пин, дочитавший письмо Гэндальфа. — Однако, "суди по делам, а не по внешности", как говорят у нас в Шире. Смею заметить, что повалявшись несколько дней по кустам и канавам, мы будем выглядеть примерно так же.
— Нескольких дней, недель или лет блужданий по Глухоманью было бы мало, чтобы стать похожими на Бродяжника, — возразил он. — Вы прежде умрете, если, конечно, не сделаны из материала потвёрже, чем с виду.
Пин поверил, но Сэм всё ещё не смирился и с подозрением оглядывал следопыта.
— А нам почём знать, что ты тот самый Бродяжник, про которого пишет Гэндальф? — с вызовом бросил он. — Ты ведь про него ни словечком не упомянул, пока письмо не всплыло. Может, ты вообще подменённый? Может, ты прибил настоящего и взял его одежду, чтобы нас незнамо куда заманить? На это что скажешь?
— Скажу, что храбрый ты парень, — ответил Бродяжник. — А ещё скажу тебе, Сэм Скромби, что если б я убил настоящего Бродяжника, то тебя прикончил бы без разговоров, не сходя с места. Если б я охотился за Кольцом, оно уже сейчас было бы моим!
Следопыт встал и словно вырос. В глазах его блеснул суровый и властный свет. Он распахнул плащ — и положил руку на рукоять меча, дотоле незамеченного. Хоббиты боялись шелохнуться. Сэм таращился на Бродяжника, разинув рот.
— Но к счастью я тот самый Бродяжник, — сказал он, поглядев на них сверху вниз, и лицо его смягчила внезапная улыбка. — Я Арагорн, сын Арахорна; и за ваши жизни порукой моя жизнь или смерть.
Молчание длилось долго. Наконец заговорил Фродо.
— Я так и знал, что ты друг, ещё до письма, — сказал он. — Ну, по крайней мере, надеялся на это. Ты нынче вечером нагнал на меня страху, и не один раз, но не так, как, наверно, сделали бы это слуги Врага. Мне… Как бы объяснить? Мне сдается, что его шпион видом бы к себе располагал, а чувство вызывал отталкивающее.
— Ну да, — рассмеялся Бродяжник. — А я видом к себе не располагаю, но и неприязни не вызываю, так? Впрочем, "неярок чистого золота блеск".
— Так это про тебя стихи? — спросил Фродо. — А я-то всё не мог понять, к чему они. Но откуда ты знаешь, что Гэндальф вставил их в своё письмо — ты ведь его не читал?
— Да я и не знаю, — ответил он. — Просто я Арагорн, а стихи эти обо мне.
Следопыт извлёк меч из ножен, и они увидели, что клинок сломан почти у самой рукояти.
— Толку от него мало, правда, Сэм? — улыбаясь, спросил Бродяжник. — Но близится время, когда он будет заново откован.
Сэм промолчал.
— Ну что же, — сказал Бродяжник. — Значит, с Сэмова позволения, дело решённое: Бродяжник ваш провожатый. Завтра, кстати, нам предстоит нелёгкий путь. Даже если мы выберемся из Бри беспрепятственно, то незаметно сделать это теперь вряд ли удастся. Постараюсь хотя бы, чтобы нас как можно скорее потеряли из виду: есть тут пара троп помимо Тракта. А стряхнём погоню — тогда на Заверть.
— На Заверть? — переспросил Сэм. — На какую ещё Заверть?
— Гора такая, к северу от Тракта, на полпути к Раздолу. Оттуда открывается хороший обзор — вот и оглядимся. Если Гэндальф будет догонять нас, он направится туда же. После Заверти станет труднее, так что придётся выбирать между предстоящими опасностями.
— Ты когда видел Гэндальфа последний раз? — спросил Фродо. — Ты знаешь, где он, что с ним?
— Нет, не знаю, — сумрачно ответил Бродяжник. — Весною мы вместе вернулись с востока. Последние годы я часто берёг границы Шира, пока он был занят другим. Он редко оставлял их без охраны. Последний раз я видел его первого мая у Сарн Форда, брода в нижнем течении Брендидуина. Он сказал, что с тобой он договорился: ты отправишься в Раздол в последнюю неделю сентября. Поскольку я знал, что он с вами, то ушёл по своим делам. И напрасно: совершенно очевидно, что его ушей достигли какие-то вести, а меня в нужный момент рядом не оказалось.
С тех пор, как мы знакомы, я тревожусь впервые. Даже если сам он не мог прийти, он непременно должен был прислать хоть какое-то сообщение. Когда я вернулся, уже много дней тому назад, то услышал дурные вести: Гэндальф неизвестно где, и показались Всадники. Это рассказали мне эльфы Гилдора. От них же я затем узнал, что вы покинули дом, но неизвестно, оставили ли Забрендию, чрезвычайно встревожился, однако мне ничего не оставалось, как караулить Восточный Тракт.