– А кто такой Саруман? – спросил Фродо. – Я о нем никогда не слышал.
– Ничего удивительного, – ответил Гэндальф. – Хоббиты его не занимают. По крайней мере до последнего времени не занимали. Среди Мудрых он считается одним из величайших. Он – глава нашего братства и старший в Совете[80]. Знания его необъятны, но необъятна и гордыня, и он не терпит, когда вмешиваются в его дела. Эльфийские кольца, большие и малые, – та область Предания, которую он считает своей. Он долго изучал все, что касается колец, надеясь отыскать утерянный секрет их ковки. Когда вопрос о кольцах всплыл на Совете, Саруман немного поделился с нами своим знанием, но то, что он сказал тогда, скорее опровергало мои страхи, чем подогревало их. Поэтому подозрения мои улеглись – но не до конца. Я по–прежнему ждал и смотрел, что будет. Тем более что Бильбо на первый взгляд благоденствовал. Годы шли и шли себе… но его как будто не задевали. Он совсем не старился… И вот на сердце мне снова легла тень. Но я говорил себе: «Со стороны матери у него в роду одни долгожители. Время еще есть. Жди!» И я ждал. Ждал до той самой ночи, когда он ушел из дому. Той ночью он наговорил и сделал столько странного, что теперь никакой Саруман уже не сможет меня убаюкать. Я удостоверился: от кольца исходят темные, гибельные чары… Минувшие с тех пор годы я потратил на поиски истины.
– Но ведь непоправимого не случилось? – в тревоге спросил Фродо. – Он когда–нибудь исцелится? Найдет покой, я хочу сказать?
– Ему полегчало сразу же, – заверил Гэндальф. – Но о Кольцах и о том, на что они способны, все знает только один на свете Кольцевед, а о хоббитах, насколько мне известно, всей правды не знает никто. Из Мудрых в хоббичьем Предании сведущ только я один. Хоббитоведение – заброшенная и очень мало разработанная область знаний, но она сулит немало открытий. С виду они податливее масла, эти хоббиты, но, если копнуть поглубже, не уступят в твердости старому заскорузлому корню. Я–то думаю, что некоторые из них могут сопротивляться Кольцу гораздо дольше, чем полагают Мудрые. Словом, мой совет – не тревожься за Бильбо. Конечно, он держал у себя Кольцо очень долго и часто пользовался им, так что пройдет немало времени, прежде чем чары выветрятся, – например, он не скоро еще сможет спокойно смотреть на Кольцо. И все же ничто не мешает ему мирно и счастливо прожить еще много лет. Отдав Кольцо, он разорвал связующую нить и больше ему не подвластен. Ведь он оставил его сам, добровольно, а это главное. Короче, за нашего дорогого Бильбо можно больше не переживать. Теперь я отвечаю за тебя, Фродо. О тебе я думаю неотступно с тех самых пор, как ушел Бильбо, о тебе и обо всех твоих собратьях–хоббитах, таких славных, нелепых, беспомощных! Если Темная Сила поглотит Заселье, это будет для мира тяжким ударом. Он много потеряет, если добряки Булджеры, весельчаки Дудельщики, тугодумы Боффины, Перестегинсы и все прочие, не говоря уже о невообразимых чудаках Бэггинсах, превратятся в рабов.
Фродо содрогнулся.
– Но с какой стати? – пролепетал он. – И зачем тому, кто правит Темной Силой, такие рабы?
– Сказать по правде, я думаю, что до сей поры – до сей поры, повторяю,– он вас попросту не замечал. Скажи ему за это спасибо, но теперь покою конец. Как слуги вы ему не нужны, у него есть другие, не чета вам. А вот забыть про вас он теперь не забудет. Счастливые хоббиты, гуляющие на воле и делающие что им вздумается, ему не по нраву. Он предпочитает жалких рабов. Не забудь еще, что он зол на вас и жаждет отмщения!
– Отмщения? – удивился Фродо. – За что? Я и про нас–то с Бильбо да про кольцо это злополучное никак в толк не возьму, что к чему, а тут еще месть какая–то! При чем тут хоббиты, чем мы ему насолили?
– При том, – вздохнул Гэндальф. – Ты еще не знаешь главной опасности, но скоро узнаешь. В прошлый раз я сомневался, но теперь пора открыть тебе все. Дай–ка мне на минутку кольцо.
Потянув за цепочку, пристегнутую к ремню, Фродо добыл из кармана штанов кольцо, отцепил и медленно протянул волшебнику. Кольцо показалось непривычно тяжелым, словно кто–то из них – то ли оно само, то ли Фродо – не желал, чтобы Гэндальф брал его в руки.
Гэндальф взял кольцо и поднял повыше. Как на вид, так и на ощупь оно казалось обыкновенным кольцом из твердого чистого золота.
– Ты видишь на нем какие–нибудь знаки? – спросил волшебник.
– Нет, – пожал плечами Фродо. – Нету на нем никаких знаков. Оно совершенно гладкое. Царапай – не поцарапаешь. И от времени ему ничего не делается.
– Ну хорошо. Смотри! – И, к изумлению и ужасу Фродо, волшебник внезапно бросил кольцо в камин, прямо на пышущие жаром угли. Фродо вскрикнул и нагнулся за щипцами, но Гэндальф остановил его.
– Обожди! – велел он, бросив на Фродо из–под густых бровей быстрый взгляд.
С кольцом как будто ничего не происходило. Через минуту–другую Гэндальф поднялся, закрыл наружные ставни и задернул занавески. В комнате стало темно и тихо; только из сада приглушенно доносилось щелканье ножниц – Сэм Гэмги, видимо, подобрался уже к самому окну. Волшебник подошел к камину, взглянул на огонь, нагнулся и щипцами сдвинул кольцо на каминную решетку. В следующее мгновение кольцо оказалось у него в ладони, и он выпрямился. Фродо так и ахнул.
– Холодное! Даже не согрелось, – успокоил его Гэндальф. – На, возьми!
Фродо принял кольцо в дрогнувшую ладонь. Ему почудилось, что оно стало еще толще и тяжелее.
– Подними повыше и присмотрись, – велел Гэндальф.
Фродо поднес кольцо к глазам и обнаружил, что золотая поверхность испещрена тончайшими штрихами. Никакое перо не смогло бы вывести такие линии. Штрихи, налитые огнем, бежали по всему ободу кольца, внутри и снаружи. Казалось, они складываются в летящую скоропись. Неведомые буквы сверкали ослепительно ярко, но откуда–то издалека, словно из призрачной глубины.
– Я не могу прочесть этих огненных букв, – сказал Фродо срывающимся голосом.
– Не удивительно, – откликнулся Гэндальф. – Зато я могу. Буквы эльфийские, старинного начертания, но слова – из мордорского наречия, и я их здесь произносить не стану. Но в переводе на Общий Язык – довольно точном – это звучит вот как:
Отыскать их, собрать их, предать их Ему,
Воедино сковать их и ввергнуть во тьму…
Это только две строчки. Целиком в эльфийском Предании заклинание звучит так:
Три Кольца – высшим Эльфам под кровом светил,
Семь – властителям Гномов под кровом земли.
Девять – Смертным, чей жребий – молчанье могил,
И одно – Повелителю гибельных сил
В царстве Мордора мрачном, где тени легли[81].
Отыскать их, собрать их, предать их Ему,
Воедино сковать их и ввергнуть во тьму
В царстве Мордора мрачном, где тени легли[82].
Гэндальф смолк, помедлил – и внятно, торжественно произнес:
– Перед нами Главное Кольцо, то самое Единое Кольцо, которому подвластны все остальные: отыскать их, собрать их, воедино сковать их… Повелитель Темных Сил, Черный Властелин, уже много веков как утратил это Кольцо, а с ним – львиную долю своей прежней силы. Он алчет получить его назад. Но он не должен его получить.
Фродо застыл, не говоря ни слова. Страх, словно облако, набежавшее с востока, застлал все небо и протянул к Заселью исполинскую руку, грозя накрыть и поглотить его без остатка.
– Так вот что это за кольцо?! – проговорил наконец хоббит, заикаясь. – Но почему, почему оно попало именно ко мне?
80
Белый Совет был впервые созван, когда возникло подозрение, что в Чернолесье поселился не кто иной, как Саурон. Произошло это одновременно с путешествием Бильбо. «В Совет вошли: Элронд, Галадриэль, Кирдан и другие Властители–Элдары (см. прим. к гл. 1 ч. 2 этой книги), а с ними – Митрандир и Курунир (Гэндальф и Саруман)» (Сильм., с. 162). Галадриэль предлагала избрать Гэндальфа главой Совета, но тот отказался, отговорившись тем, что не хочет ничем себя связывать, и тем, что не имеет постоянного дома.
81
Тень (shadow) – одно из ключевых для трилогии слов. К сожалению, русский язык не позволил сохранить его во всех случаях, где это слово употребляет Толкин, и во многих местах оно по необходимости переводится как «мгла», «мрак», «тьма» и т.д. (например, Mountains of Shadow – Горы Тени – здесь переведены как Мрачные Горы: возможно, лучше было бы Мглистые, но, к сожалению, это сочетание уже использовано первыми переводчиками трилогии для Туманных Гор). Шиппи (с. 112) называет в качестве одного из источников, откуда Толкин мог позаимствовать «свое» толкование этого понятия, древнеанглийскую поэму «Соломон и Сатурн». Сатурн спрашивает у Соломона: «Что суть вещи, кои не суть?» (перевод наш, по цитате, приводимой Шиппи). Ответ «не очень вразумителен», но содержит слово besceade, «тение», «тени». Тень – отсутствие в чистом виде: ведь единственное определение тени – «место, куда не падает свет»! И тем не менее тени видны глазу, их можно ощутить по разнице температуры… В понимании Толкина «тень» – всеобъемлющий символ Зла (см. также о зле у Толкина прим. к гл. 2 ч. 2 этой книги). Мордор – это обитель теней; в «тень» уходят умершие; царство Саурона грозит жителям свободных стран накрыть их земли «тенью». Иногда тень проявляет себя внутри личности – таким образом, в системе символов ВК новый смысл получают такие выражения, как «по лицу пробежала тень», «почувствовал тень беспокойства». В таких случаях Толкин не объясняет до конца, что происходит в душе у его персонажей: то ли поднимает голову зло, дремлющее в сердце, то ли на сердце извне ложится «тень» – следствие мордорских чар.
Другой источник – «Беовульф», где это слово употребляется в сочетании «under scaedu bregan». В русском переводе А.Корсуна это место звучит так: «…без попущенья / судьбы–владычицы никого не утащит / в
Флоренский подчеркивает, что слова «мрак, мгла» – постоянные спутники сил зла, греха, геенны; эти слова могут подниматься до уровня символа (что и происходит у Толкина со словом scaedu). В СиУ, с. 178, Флоренский говорит: «Грех есть… мрак, – мгла, – тьма… Грех в своем беспримесном, предельном развитии, т.е. геенна, – это тьма, беспросветность, мрак, «