– Увы, – отозвался Гэндальф. – История эта очень длинная. Корни ее уходят далеко в прошлое, в Черные Годы, которые нынче помнят только те, кто искушен в Предании. Если начать с начала, мы с тобой и до зимы не управимся.
Вчера вечером я рассказал тебе о Сауроне Великом[83], которого называют Черным Властелином. Слухи, дошедшие до тебя, правдивы: он действительно вновь объявился в Средьземелье, покинул чернолесское логово и вернулся в свой древний замок – Черную Башню, что в Мордоре. Даже вам, хоббитам, имя Саурона небезызвестно: смутной тенью оно проскальзывает во многих старинных засельских сказках. Каждый раз, потерпев поражение, Тень отступает, но спустя некоторое время принимает иное обличье и растет снова.
– Лучше бы это случилось не в мое время, – от души пожелал Фродо.
– Согласен. Все, кому доводится жить в такие эпохи, повторяют эти слова как заклинание. Но решать не им[84]. Все, что нам дано, – это по–своему распорядиться отведенным нам временем. А наше с тобой время, Фродо, обещает стать по–настоящему мрачным. Силы Врага растут с каждым днем. Действовать он начнет нескоро, но план уже зреет. Несладко нам придется! Очень и очень несладко! А тут еще эта чудовищная случайность. Чтобы сломить всякое сопротивление, сокрушить последние заслоны и затопить мир тьмою во второй раз, Врагу недостает одной–единственной малости, которая дала бы ему необходимые силу и знание. Эта малость – Единое Кольцо.
Три Кольца – единственные, с помощью которых можно творить добро – эльфийские Владыки утаили от него, так что его рука не коснулась их и не осквернила. Семью Кольцами владели гномьи Короли, но три из этих Колец вернулись к Саурону, а остальные пожраны драконами. Девять Саурон пожаловал Смертным Людям, гордым и сильным, и с помощью Колец уловил их в свои сети. Вот уже много веков, как они покорились власти Единого и стали Кольцепризраками, тенями, скитающимися под крылом Великой Тени, самыми страшными из слуг Саурона. Давно это было! Кто упомнит, когда Девятеро в последний раз открыто появлялись в мире? И все же – кто знает! Тень растет – может, вместе с нею выползут на белый свет и они… Погоди, не пугайся! О таких вещах не стоит говорить даже здесь, ясным утром, в Заселье…
Итак, следи. Девять Колец Враг собрал при себе, равно как и Семь – по крайней мере те, что остались от Семи. Три пока спрятаны от него, но это его больше не тревожит. Он нуждается только в Едином. Дело в том, что он выковал его сам, оно принадлежит ему и к тому же он вложил в него огромную часть своей прежней силы. Вернув Кольцо, он сможет управлять всеми остальными, где бы они ни были, даже Тремя эльфийскими, и тогда все, что сделали эльфы с помощью колец, откроется ему, а сам он станет сильнее, чем когда–либо прежде. То, что Кольцо у нас, – случайность поистине чудовищная, Фродо! Враг долго пребывал в уверенности, что Единое сгинуло, что эльфы давно его уничтожили, как им и следовало поступить. Но теперь он знает, что Кольцо не уничтожено, что оно отыскалось. С тех пор он ищет его непрестанно, ищет повсюду, и все его мысли направлены только на поиск. В Кольце – его великая надежда и наш великий страх.
– Почему же, почему его не уничтожили? – вскричал Фродо. – И как случилось, что Враг его потерял, если он такой сильный и так дорожит им? – И он судорожно сжал Кольцо в кулаке, словно уже видел черные пальцы, протянувшиеся, чтобы схватить драгоценную вещь.
– Кольцо у него отобрали, – сказал Гэндальф. – Когда–то давным–давно эльфы были гораздо сильнее и могли противостоять Владыке Тьмы. Да и людские племена еще не все отдалились от эльфов. На помощь к ним тогда пришли Люди Запада. Эту главу древней истории я пересказал бы тебе охотно, ибо она тоже повествует о скорби и о том, как сгущалась тьма, но вместе с тем и о великой доблести, и великих деяниях, которые не прошли бесследно. В один прекрасный день я, может быть, и расскажу тебе все от начала до конца, а может, не я, а кто–нибудь другой, кто знает обо всем этом лучше меня. Но пока тебе надо знать главное: как вышло, что Кольцо оказалось у тебя? Это повесть достаточно длинная, так что придется ею пока и ограничиться. Саурона низвергли Гил–галад, король эльфов, и Элендил[85] – владыка Запада. Оба они погибли в бою. Исилдур, сын Элендила, отсек Саурону палец с Кольцом и взял Кольцо себе. Это подсекло Саурона под корень: дух его отлетел и много долгих лет пребывал неведомо где, прежде чем тень его приняла новое обличье и поселилась в Чернолесье. Кольцо же пропало в волнах Великой Реки – Андуина. Исилдур пробирался восточным берегом Реки на север, но невдалеке от Сабельников[86] столкнулся с горными орками. Спутники его почти все были убиты в стычке, сам же Исилдур бросился в воды Реки – но, пока он боролся с течением, Кольцо соскользнуло у него с пальца. Тут орки увидели пловца и застрелили из луков. – Помедлив, Гэндальф продолжил: – Скрывшись в темных омутах у Сабельников, Кольцо исчезло надолго. Много веков о нем ничего не было слышно, так что и легенды уже стали забываться. Даже то, что рассказал тебе я, известно теперь немногим, причем Совет Мудрых знает не больше. Но теперь, как мне кажется, я нашел продолжение этой истории.
Много лет спустя и все же очень, очень давно жил на берегу Великой Реки, там, где начинаются Дикие Земли, ловкий и скрытный маленький народец. Как я догадываюсь, они были близки хоббитам; возможно, это были чуть ли не дальние родичи Дубсов, не самих, конечно, а каких–нибудь их прапрапрадедов. Свидетельство тому – любовь этого народца к Реке: они умели плавать и мастерили маленькие камышовые лодочки. Был среди них один клан, занимавший довольно высокое положение, очень большой и зажиточный. Управляла кланом некая Праматерь, суровая и сведущая в древних преданиях – уж не знаю, какие там у них имелись предания, но какие–то имелись. Самый любопытный и непоседливый член клана звался Смеаголом. Ему не давали покоя корни и начала всего сущего[87]: он нырял на дно глубоких озер, подкапывал деревья и растения, прорывал ходы в глубь зеленых курганов и наконец отучился поднимать глаза к вершинам, забыл, как выглядят листья, и перестал обращать внимание на цветы, раскрытые навстречу небу. Зато он привык смотреть вниз и прислушиваться к звукам, которые доносятся из–под земли.
Был у него друг по имени Деагол[88], во многом на него похожий и такой же зоркоглазый. Только в силе и ловкости уступал он Смеаголу. Однажды они снарядили лодочку и спустились по реке к Сабельникам, на покрытые ирисами поляны, в чащи цветущих тростников. Смеагол отправился рыскать вдоль берега, а Деагол остался в лодке с удочками. Вдруг на крючок ему попалась огромная рыбина – и не успел Деагол оглянуться, как оказался в воде, и его утянуло на дно. Тут он отпустил удочку: на дне, в иле, что–то сверкнуло. Задержав дыхание еще ненадолго, он схватил блестящую штуковину.
Разбрызгивая воду и отплевываясь, с водорослями в волосах и комком грязи в руке, он вынырнул и поплыл к берегу. И – диво! – когда он смыл грязь, на ладони у него засияло неописуемой красоты золотое кольцо. На солнце оно сверкало и искрилось так, что глаз было не оторвать. Но Смеагол наблюдал за другом из–за дерева и, пока Деагол пожирал глазами находку, тихо подкрался и встал сзади.
– Дай–ка нам эту штучку, Деагол, любовь моя, – проворковал Смеагол другу через плечо.
– Почему это? – удивился Деагол.
– Потому, что у меня сегодня день рождения, любовь моя, и мне очень, очень пригодится это колечко, – ответил Смеагол.
– А мне–то что? – пожал плечами Деагол. – Я уже сделал тебе подарок[89] и, между прочим, очень потратился. А это кольцо нашел я и отдавать никому не собираюсь.
– Да что ты, любовь моя, неужели? – задушевно удивился Смеагол и, схватив Деагола за глотку, задушил его – золото блестело так ярко! Ну а кольцо он надел на палец.
83
В письме к Р.Боуэну от 25 июня 1957 г. (П, с. 259) Толкин пишет, что Саурон воплощался в мир под видом эльфа или человека потому, что, как и все «ангелы» (и верные, и «падшие»), питал особый интерес к так называемым «детям Божиим» – эльфам и людям. Это соответствует христианской традиции. Согласно преданию Церкви, Бог создал людей для того, чтобы восполнить число ангелов, когда часть из них отпала от Него и присоединилась к мятежному Люциферу; однако людям была уготована в некотором смысле даже высшая судьба, нежели ангелам, что вызвало зависть и ненависть у ангелов падших; отсюда их вечная вражда с родом человеческим.
В заметках по поводу статьи У.X.Одена о «Возвращении Короля» Толкин пишет (П, с. 243): «В моем повествовании я нигде не имею дела с Абсолютным Злом. Я вообще не думаю, что такая вещь, как абсолютное зло, существует, поскольку это попросту Ноль. Я не думаю, чтобы какое бы то ни было разумное существо могло быть злым безоговорочно. Даже Сатана пал… В моей истории Саурон представлен как существо, весьма близкое к абсолютной степени зла – настолько, насколько это возможно. Он проделал путь, каким идут все тираны: начал неплохо – по крайней мере в том смысле, что, желая устроить все в мире согласно собственной мудрости, имел в виду все–таки и благосостояние (материальное) других обитателей земли. Но в гордости и жажде власти он пошел дальше тиранов из человеческого племени, будучи по природе бессмертным (ангельским) духом того же рода, что Гэндальф и Саруман, однако несравненно более высокого ранга».
84
Шиппи (с. 127) отмечает в реплике Гэндальфа прозрачный намек на печально известное предвоенное заявление Чемберлена: «Я принес нашему поколению мир».
85
86
В оригинале Gladden Fields. Gladden – древнеангл. название небольших ирисов. Переводчик использует русское название цветка.
87
Происхождение имени
89
Один из читателей обратился к Толкину с просьбой объяснить противоречие между этими словами и засельским обычаем не дарить подарки на день рождения, а принимать их от именинника. Толкин ответил на это подробно и обстоятельно (П, с. 290–292, недатированное письмо, написанное приблизительно в 1958–1959 гг.). Обычай дарить подарки гостям, настаивает Толкин, – общий для всех хоббитов во все времена и глубоко укоренен в хоббичьей традиции, но допускает и некоторые варианты. «Когда Дубсы вернулись в Дикоземье – а случилось это в 1356 году ТЭ, – все контакты между ними и предками засельчан прекратились, – говорится в письме. – Со времени разъединения хоббитов до столкновения между Деаголом и Смеаголом (2463 г.) прошло около 1100 лет. Если учесть, что Бильбо отпраздновал свой знаменитый День Рождения – в связи с которым в книге и упоминается о ритуалах и обычаях засельчан – не когда–нибудь, а в 3001 году ТЭ, легко подсчитать, что к тому времени разрыв между хоббичьими племенами составлял уже почти 1650 лет.
…Для хоббитов дни рождения всегда были событиями исключительной общественной важности. Хоббит, отмечавший свой день рождения, назывался
Ритуал получения подарков был у хоббитов тесно связан с родовыми отношениями. По своему происхождению он символизирует принятие именинника в члены семьи, признание его остальными представителями рода. Кроме того, вручение даров совершается в память однажды совершившейся формальной церемонии «введения в семью»… Отец и мать при этом не дарят своим детям подарков на день рождения (кроме редких случаев усыновления); правда, общепризнанный глава семьи обязан что–либо преподнести имениннику в знак того, что по–прежнему считает его членом клана (семейства).
Ритуал вручения подарков гостям не ограничивался рамками родства и считался формой благодарности за услуги и благодеяния, оказанные в течение жизни и особенно за последний год, а также за выказанную имениннику дружбу… По засельскому этикету, сам именинник мог ждать подарков только от родственников не дальше двоюродного брата или сестры, причем важно было, чтобы те жили не далее как в 18 верстах от виновника торжества <<Отсюда выражение «кузен с восемнадцатой версты» – так говорили о том, кто строго придерживался этого закона и не признавал никаких родственных обязательств помимо оговоренных этикетом. Такой «кузен» никогда не дарил подарков родственникам, живущим за пределами указанной области, – даже если именинник обретался, скажем, в двух шагах от злополучной границы (установленной, разумеется, согласно измерениям самого «кузена»!).>>. От подарков воздерживались даже ближайшие друзья (если они не были одновременно родственниками)… Подарки имениннику должны были вручаться исключительно с глазу на глаз… желательно накануне праздника и уж во всяком случае не позднее полудня знаменательного дня. Выставлять подарки напоказ считалось крайне неприличным – необходимо было избежать неловких ситуаций, вроде тех, что не редкость в нашем обществе, особенно на свадьбах… <<На хоббичьих свадьбах подарков не дарили вообще – только цветы (свадьбы почти всегда играли весной или в начале лета). Если молодожены собирались жить своим домом или – если речь шла о
Следы этого обычая видны и в повести о Смеаголе и Деаголе, в которой так ярко проявились характеры этих далеко не лучших представителей хоббичьего рода, их воспитавшего. Очевидно, что Деагол был близким родичем Смеагола (впрочем, все члены их маленького сообщества, по–видимому, были родственниками), так как он подарил Смеаголу традиционный подарок на день рождения, причем подарил заблаговременно, хотя на рыбалку они, по–видимому, отправились спозаранок. Деагол, мелкая душонка, не очень–то охотно раскошелился на подарок. Но Смеагол был личностью еще менее симпатичной, чем его братец: он захотел отобрать кольцо у Деагола, прикрываясь своим «днем рождения». «Мы, дескать, хотим его» – и весь сказ. Он намекал еще и на то, что подарок Деагола в каком–то смысле его не удовлетворил, почему Деагол и огрызнулся: пусть, дескать, Смеагол заткнется – он потратил на этот подарок больше, чем ему, Деаголу, по карману!.. В более примитивных сообществах… именинник дарил подарок еще и главе семьи. Смеагол, по–видимому, был сиротой, и я предполагаю, что в этот день он не подарил подарка никому, кроме «бабушки», от чего, понятно, уклониться не мог. Скорее всего, обычно он одаривал ее рыбой и, возможно, именно за этой рыбой и отправился в тот памятный день. Как это похоже на Смеагола – подарить бабушке рыбу, которую на самом деле поймал Деагол!..»