Песня кончилась. Фродо открыл глаза и увидел Бильбо: тот сидел на своей табуреточке, окруженный слушателями, которые улыбались и хлопали в ладоши.
– А теперь сначала, – потребовал один из эльфов.
Бильбо встал и поклонился.
– Я польщен, Линдир, – сказал он, – но повторить все целиком – уволь! Я устал.
– Ты–то? – засмеялись эльфы. – Ты свои стихи читать никогда не устаешь. А что до твоей загадки, то мы не можем вот так, сразу, отличить, где твои стихи, а где – Дунадана. Ты задал слишком сложный вопрос!
– Что?! – вскричал Бильбо. – Не можете отличить, где я, а где – Дунадан?
– Не так–то просто понять, в чем разница между двумя смертными, – развел руками эльф.
– Чепуха, Линдир, – разгорячился Бильбо. – Если тебе человека от хоббита не отличить, то я, видно, тебя переоценивал. Да это все равно что бобы путать с яблоками!
– Может, и так. Овцы тоже друг другу кажутся разными, – засмеялся Линдир, – и пастухам удается их как–то различать. Но мы, эльфы, в смертных не разбираемся. У нас другие дела.
– Ну ладно, не стану спорить, – махнул рукой Бильбо. – Сегодня столько музыки и песен, что меня совсем разморило. Хочешь – отгадывай мою загадку, хочешь – нет, а я пошел.
Он встал и направился к Фродо.
– Ну, вот и все, – поделился он, понизив голос. – Вышло даже лучше, чем я ожидал. Не так–то часто меня просят спеть еще раз! А ты понял, где мои стихи, а где – его?
– Я и пытаться не стану. Мне ни за что не отличить, кто где, – улыбнулся Фродо.
– И не надо, – горделиво заявил Бильбо. – Если честно, песня вся моя. Арагорн только настоял, чтобы я вставил про изумруд, то есть смарагд, – у меня–то в первой строфе был просто яхонт. Ему, похоже, это казалось очень важным. Кто знает почему? Но вообще он сказал, что на этот раз я решил прыгнуть выше головы и что если у меня хватает нахальства в доме Элронда кропать вирши про самого Эарендила, то он умывает руки. И он, наверное, прав!
– Не знаю, – сказал Фродо. – Мне казалось, твоя песня пришлась очень кстати, хотя я не мог бы объяснить почему. Я немного задремал, когда ты начал декламировать, и мне почудилось, что твои стихи – о том же, что мне снилось. Я даже не догадывался, кстати, что они твои, пока ты не кончил.
– Да уж, от здешних песен трудно не заснуть, пока не привыкнешь, – посочувствовал Бильбо. – Хоббитам эльфийских аппетитов не перенять. Мне иногда кажется, что для них песни почти как еда, если не главнее! Они еще долго будут петь. Как ты насчет того, чтобы улизнуть и поболтать где–нибудь в тишине?
– А разве можно? – усомнился Фродо.
– Конечно! Это же веселье, а не работа. Хочешь – сиди, хочешь – нет. Лишь бы шуму от тебя не было.
Хоббиты встали и, отступив за колонны, где потемнее, тихо прокрались к выходу. Сэма пришлось оставить: он крепко спал, и по его лицу блуждала улыбка. Фродо мечтал побыть вдвоем с Бильбо, но в глубине души немножко жалел, что приходится покидать Зал Пылающего Огня. Уже переступая через порог, он услышал, как один, особенно чистый голос поднялся над остальными:
Фродо приостановился и поглядел назад. Элронд восседал в кресле, и отблески огня играли на его лице, как лучи летнего солнца в лиственной кроне. Подле него сидела Арвен. Фродо удивился, увидев рядом с ней Арагорна: темный плащ Бродяги был откинут, под ним что–то поблескивало – может, эльфийская кольчуга? – а на груди сияла звезда. Они тихо беседовали друг с другом – и вдруг хоббиту почудилось, что Арвен, повернув голову, взглянула прямо на него, и луч ее взгляда издалека достиг его и пронзил ему сердце.
Он стоял, очарованный, а мягкие звуки эльфийской песни все звенели, сплавляя слова и музыку в единый сверкающий бриллиант.
198
Песня сложена на одном из эльфийских языков – синдаринском (построенном по валлийской модели). Перевод этого стихотворения (приведенный ниже) Толкин впервые дал только в 1968 г., в книге «Бежит дорога вдаль и вдаль» («The Road goes ever on», с. 64). Таким образом, стихотворение это не имеет ничего общего с «заумью»: оно сложено на прекрасно разработанном искусственном языке, которых Толкин за свою жизнь изобрел несколько (см. его лекцию на эту тему «Secret Vice» («Тайный порок»), 1931 г.).
Эффект незнакомого языка в тексте, по Толкину, долженствовал быть чуть ли не главным источником удовольствия, получаемого от книги читателем. Перевод этого стихотворения с синд. звучит так: «О Элберет, Зажегшая звезды! Из сверкающих кристаллов падает на землю косыми лучами, как свет алмазов, свет сияющего славой на небесах звездного воинства. Взгляд мой упал на дальние страны, – отсюда, из оплетенного деревьями Средьземелья; о Сияющая, облаченная в вечнобелые одежды, стоящая на Вечной Горе, – я буду петь тебя из–за Моря, из–за великого Моря Разлук».