Договорить ему не позволил поднявшийся приливной волной хор гневных голосов. Речи, подобные сказанной, были для жителей селения не новостью. Сколько жил почти трехсотлетний старик, столько и твердил он о надвигающейся катастрофе, от которой не будет спасения нигде — ни в Генсокье, ни в Макае, ни в Аду Пылающих Огней, ни, даже, в мире мертвых, Хакугекуро. Эти грозные пророчества, впечатлявшие поначалу, уже всем порядком надоели. Единственное, что могло спасти Казуки, — бегство.
— Они не послушали тебя? — голос прозвучал, нарушая благостную тишину, когда старый волшебник, измотанный до предела и готовый свалиться с ног от духовного истощения, вернулся домой. — Я говорила тебе, что бессмысленно и вредно снова пытаться их убедить. Путь у нас только один.
Злой дух, проникший в селение когда его жители отвлеклись на внутренние ссоры, сидела среди книг и свитков, горами сваленных на столе волшебника. Тот самый злой дух, что похитила из Макая светловолосую девочку и передала ее Казуки для того, чтобы волшебник, единственный из людей, по мнению духа достойный уважения и доверия, позаботился о ребенке людей, которого выкормить и защитить от болезней воплощение неведомых сил не была способна.
— Я не изменил своего мнения, Мима. — сказал ей старик. — Говори и делай что хочешь, но потворствовать твоим безумным планам я не намерен!
— У тебя нет выбора, маг. У вас всех нет выбора! Из-за разницы в физических законах, люди не могут долго оставаться ни в одном из миров, в которые открыты пути из Генсокье. Вы погибнете здесь. Все живое погибнет, если вы не поможете мне сломать радужные стены нашей тюрьмы. Пусть даже это будет означать гибель этого мира, но его жители спасутся и обретут свободу! Время еще есть. Обучи светловолосую всему, что знаешь сам, а затем я возьму ее под свое покровительство. Она станет генералом моих армий и козырем в бою против храма Хакурей! Великий Барьер должен быть разрушен! Это единственный путь к спасению нас всех.
— Возможно, ты права. — ответил старик злому духу. — Но… — горькая усмешка тронула губы старика. — Та девочка тоже мне не верит. — волшебник отгреб в сторону свитки и, вынув из схрона, поставил на стол большую бутыль низкосортного саке. — Составите компанию старому сумасшедшему, леди? Угощение не божественное, но… вполне способно подарить забвение и расслабить. Напиться и закрыть глаза в ожидании краха — все, что нам остается.
— Выпью с удовольствием. — ответила Мима, протянув к чашке руку, украшенную когтями и острой чешуей. — Но, в отличие от тебя, я еще не сдалась! Прежде, чем мир познает агонию, я уничтожу его! Своими собственными руками!
— Слишком много разговоров о разрушении и смерти. — Казуки наполнил чашки до краев и поднял свою. — Мы же не шизофреники какие-нибудь! Оставим эту тему. Поговорим о поэзии? Лет сто, наверное, уже не говорил о поэзии с девушкой!
Смех прозвучавший в доме старого волшебника, не был смехом сумасшедшего и монстра. Пугающий мрак ночи сгущался над Генсокье, но наступит новое утро и, глядя на, полный жизни мир, сияющий в солнечных лучах, не покажутся ли все терзающие душу страхи одним лишь плодом чересчур разыгравшегося воображения?
Вселенная Альмарра, под протекцией Золотого Роя.
Мир Тирион.
Тот же временной промежуток.
Из развернувшегося портала пахнуло такой яростью, что четверо конструктов, присутствующих на командном мостике летающего замка, шарахнулись кто куда и едва не впечатались в стены. Несколько дюжин глаз, что располагались во тьме за порталом без какой-либо схематичности и явно жили сами по себе, обожгли отпрянувшие творения ангела взглядами, полными ненависти. К счастью конструктов, сила, что оставалась по ту сторону портала, так и не совершила проникновение в этот мир. Получив крепкого пинка под зад, фигура в покрытых горелой кровью, обугленных лохмотьях, влетела в пространство Альмарры и портал позади нее закрылся.
— Хозяин! — конструкты бросились к ангелу, что харкал кровью на плиты пола и судорожно пытался встать на ноги.
— Жив… — страдалец сумел приподняться, но помертвевшие мышцы и сухожилия его правой руки разорвались, суставы подломились и он, захрипев от бессильной злобы, снова повалился на пол.