Он прошел еще одну комнату, но Терезу так и не встретил. Это несколько смутило его. Идти дальше ему, пожалуй, не следовало. Однако прислуги не было видно. Впрочем, горничная ведь предупредила его, что госпожа в будуаре. Вероятно, она готова принять его. Если он допустит нескромность, вся вина ляжет на горничную; к тому же все двери были открыты, и он, набравшись смелости, решил идти наугад.
Он миновал еще одну комнату — повсюду та же изысканная роскошь. На стенах — прекрасные картины, оригиналы или копии известных мастеров. Дон Лотарио решил, что Тереза, наверное, богата.
Следующая дверь, тоже полуоткрытая, вела, похоже, в будуар Молодой человек кашлянул, чтобы предупредить хозяйку дома о своем приходе, ибо ковры на полу скрадывали его легкие, неторопливые шаги. Сердце у него немного забилось — ведь он был еще молод, — и он переступил порог.
Тереза была одна. В легком изящном утреннем туалете она сидела у окна за небольшим столом. Но дон Лотарио испугался: лицо молодой женщины покрывала мертвенная бледность, глаза остекленели, зубы были судорожно стиснуты. Застывшее лицо напоминало маску. Она не замечала его. Дону Лотарио стало казаться, что перед ним бездыханное тело, а не живое существо.
— Боже мой! — воскликнул он. — Что с вами?! Вы нездоровы? Я позову горничную!
Ответа не последовало. Дон Лотарио уже не сомневался, что Тереза действительно больна. Ни о каком притворстве, даже преднамеренном, не могло быть и речи. Он отыскал звонок и принялся резко дергать за шнур, потом стал искать воду, нюхательную эссенцию.
— Госпоже плохо! У нее опять приступ! — воскликнула, вбежав в будуар, горничная. — Но сейчас он пройдет! Прошу вас, сударь, оставьте нас всего на несколько минут!
Испанец вышел из будуара. Это было странное, можно сказать, пугающее начало. Пока он, охваченный беспокойством, шагал из угла в угол в соседней комнате, появилась еще одна служанка. Может быть, ему вообще уйти? Но молодому человеку непременно хотелось знать, благополучно ли закончится приступ. Перед его мысленным взором все еще стояло бледное как смерть лицо Терезы, он отчетливо видел ее застывший взгляд, и к мимолетному интересу, который он вначале испытывал к ней, добавилось искреннее сочувствие. Часто ли у нее случаются такие приступы? Не с ними ли связано ее мрачное настроение? Ему было от всей души жаль Терезу. Он все больше сострадал ей. Подчас измученное бледное лицо в полумраке больничной палаты вызывает у нас больше симпатии, нежели горящие щеки и блестящие глаза в озаренном ярким светом бальном зале. Он решил остаться.
Прошло уже около десяти минут, а наш герой все не мог успокоиться.
— Вы еще здесь, дон Лотарио? — спросила, появившись в дверях, горничная. — Прекрасно! Госпожа желает говорить с вами.
— В самом деле? — воскликнул испанец. — Она уже вполне оправилась? Я остался лишь затем, чтобы убедиться, что опасность миновала. Передайте госпоже, что я не стану докучать ей, если она не чувствует себя достаточно здоровой.
— Приступ миновал, и госпожа настоятельно желает говорить с вами, — повторила горничная.
Когда дон Лотарио вошел в будуар, Тереза сидела на софе. Лицо ее было очень бледным и утомленным, со следами недавнего ужасного кризиса. Но взгляд ожил, хотя и не обрел еще достаточной бодрости.
— Простите, дон Лотарио, — сказала Тереза, и он заметил, что ей стоит большого труда скрывать охватившую ее слабость, — простите, что я встретила вас не лучшим образом! Правда, моей вины здесь нет! Время от времени я становлюсь жертвой подобных приступов, причиной тому мои слабые нервы. Садитесь! Вы легко нашли мою квартиру?
— Это не составило труда — я хорошо запомнил ваш дом, — ответил молодой человек. — Однако прошу вас, сударыня, без церемоний! Если вам нужно отдохнуть, я немедленно уйду. Позвольте только навестить вас в ближайшие дни, чтобы справиться о вашем здоровье.
— Нет-нет, останьтесь, если иных причин у вас нет! Как только приступ проходит, я снова чувствую себя вполне удовлетворительно. К сожалению, я сама виновата в своих страданиях. Некие воспоминания, которые я так часто намеренно воскрешаю в памяти, оказываются настолько сильными, что приводят меня в такое состояние. Я это знаю и стараюсь избегать таких воспоминаний. Но временами какая-то демоническая сила заставляет меня вновь и вновь перебирать свое прошлое до тех пор, пока мной не овладевает это ужасное оцепенение. Тогда мне кажется, что я стою на пороге смерти. Вы видели меня в самый драматический момент, — продолжала она со слабой улыбкой, — а кокетство, которое в той или иной степени свойственно всему женскому полу, побуждает меня показаться вам и в более привлекательном виде. Не правда ли, я выглядела отвратительно?
— Не говорите так! — воскликнул Лотарио. — Я просто потрясен! Как вы могли подумать, что при виде подобного зрелища человек, наделенный чувствами, способен ощутить что-то иное, кроме душевной боли и самого искреннего сострадания?
Взгляд ее сделался теперь спокойным и ясным, и лишь лицо по-прежнему выглядело утомленным. Казалось, Тереза поддерживает разговор только из учтивости. Дон Лотарио воспользовался случаем, чтобы дополнить наблюдения, сделанные прошедшей ночью. Он утвердился в том, что Терезу нельзя назвать блестящей красавицей, из тех, что так импонируют мужчинам. У нее было правильное лицо с тонкими чертами, которое несколько портила бледность. Украшали его прекрасные карие глаза, пышные блестящие волосы и тонко очерченные пунцовые губы, скрывавшие два ряда великолепных зубов. Она обладала красивой, по крайней мере привлекательной фигурой, напомнившей дону Лотарио самых грациозных девушек его родины. Никогда он не видел такой маленькой руки и миниатюрной ноги. Видимо, Терезе было чуть больше двадцати лет. Он не сомневался: стоит ей только захотеть, и в его сердце вспыхнет пламя страстной любви. Но сейчас, несмотря на мимолетную улыбку, ее лицо было холодным, сдержанным, почти строгим. Может быть, даже равнодушным. Лотарио с радостью признался бы ей, что она пробудила в нем необыкновенный интерес — как это и было в действительности, — ибо именно таких, как она, и называют интересными женщинами, но, глядя на выражение ее лица, не решался.