Он без слов поцеловал дочь в лоб и вручил ей бокал.
- Дорогая Польгара, зачем оживлять то, что умерло, не существует уже многие века?
Польгара гордо подняла голову.
- Память о Во-Вокуне не умрет во мне, пока я живу, отец. Я ношу ее в своем сердце и буду носить всегда. Я вечно помню тот некогда славный, светлый город, город смелых и благородных людей, город, которому этот приземленный мир, где мы живем, позволил исчезнуть.
- Ты так искренне переживаешь это, Польгара? - с волнением в голосе спросил он.
- Да, отец, переживаю, и так, что словами этого не выразить, так что... Она не договорила, неуверенно пожала плечами, а затем величественной походкой вышла из зала.
После банкета Гарион с Сенедрой сделали в танце несколько кругов по залу, но больше из приличия, чем из желания.
- Когда это Польгара прониклась таким чувством к вокунским арендийцам? спросила Сенедра во время танца.
- Она ведь в молодости какое-то время жила в Во-Вокуне, - ответил Гарион. - Видимо, она полюбила город, людей.
- Я думала, у меня сердце разорвется от ее пения.
- И я, - тихо сказал Гарион. - Она много настрадалась в жизни, но, я полагаю, разрушение Во-Вокуна было для нее величайшим потрясением. Она не простила деду, что он не пришел на помощь городу, когда астурийцы разрушали его.
Сенедра вздохнула.
- В мире так много горя и несправедливости.
- Но есть и надежда, по-моему, - тихо заметил Гарион.
- Очень мало. - Она снова вздохнула. Потом злорадная улыбка промелькнула у нее на лице. - А эта песня выбила из колеи всех здешних дам, и еще как.
- Не показывай своего торжества на публике, дорогая, - попытался Гарион ласково укротить Сенедру. - Это не принято.
- Дядя Вэрен разве не сказал, что я здесь - почетная гостья?
- Сказал, ну и что?
- Тогда, считай, это мой вечер, - решительно произнесла она, гордо вскинув голову. - Хочу - торжествую, хочу - злорадствую.
Когда Гарион с Сенедрой вернулись в апартаменты, выделенные императором ривскому королю и его спутникам, они застали дожидавшегося их Шелка. Стоя у огня, он грел руки. Глаза его хитро бегали, взгляд выражал некоторое беспокойство. Маленький драсниец с головы до ног был словно вывалян в зловонной грязи и мусоре.
- Где Вэрен? - спросил он, как только Гарион и Сенедра вошли в освещенную свечами гостиную.
- Что ты делал, принц Хелдар? - поинтересовалась Сенедра, морща нос от нестерпимого запаха, издаваемого одеждой Шелка.
- Прятался, - ответил тот. - В куче мусора. Я думаю, нам очень скоро захочется покинуть Тол-Хонет.
Бельгарат прищурил глаза.
- Чем же ты занимался, Шелк? - требовательно спросил он. - И где ты пропадал пару дней?
- И тут, и там, - уклончиво ответил Шелк. - А сейчас мне хотелось бы отмыться.
- Я думаю, ты не знаешь, что происходит с семьями Хонетов? - спросил Гарион.
- А что такое? - заинтересовался Бельгарат.
- Во второй половине дня я был у Вэрена, когда пришел лорд Морин с докладом. Хонеты умирают один за другим. Человек восемь - десять за пару дней, по последним данным.
- Двенадцать, если быть точным, - поправил его Шелк.
Бельгарат обернулся к маленькому человечку с крысиным лицом.
- Неплохо было бы пояснить, - сказал он.
- Люди умирают, - пожав плечами, промолвил Шелк. - Обычное дело.
- Им помогают в этом?
- Возможно, чуть-чуть.
- И ты один из тех, кто оказывает такую помощь?
- Разве я стану этим заниматься?
Лицо Бельгарата потемнело.
- Мне нужна вся правда, принц Хелдар.
Шелк артистично развел руки в стороны.
- Что такое правда, мой старый друг? Может ли человек сказать, что есть правда?
- Не будем заниматься философией, Шелк. Это ты устроил резню среди Хонетов?
- Что значит "резню"? Это слово отдает дикой жестокостью. А я горжусь своей утонченностью.
- Так ты убивал людей?
- Ну, если вы ставите вопрос таким образом... - На лице Шелка появилась обида.
- Неужели двенадцать человек? - недоверчиво спросил Дарник.
- Есть еще один, который вряд ли выживет, - сообщил драсниец. - Меня прервали, но я успел достаточно над ним поработать.
- Так я все еще жду ответа, Шелк, - мрачно произнес Бельгарат.
Маленький человечек поморщился от запахов, исходивших от его одежды.
- Мы с Бертой были добрыми друзьями, - произнес он, пожав плечами, и этим ограничился, будто сказано все, что требовалось.
- А разве она как-то раз не пыталась убить тебя? - недоверчиво спросил Дарник.
- А-а, это пустяки. Это по делу, ничего личного тут не было.
- Неужели в попытке убийства не было ничего личного?
- Конечно нет. Я влез в дело, которым она занималась. Ну а у нее было соглашение с туллским послом, вот и...
- Ладно, не уходи от дела, Шелк, - прервал его Бельгарат.
Глаза его собеседника сделались серьезными.
- Берта - это была та еще женщина, - стал рассказывать Шелк. - Красивая, одаренная. И исключительно честная. Я просто обожал ее. Можно даже сказать, почти любил, по-особому любил. И тот факт, что нашлись люди, зарезавшие ее на улице, глубоко задел меня. И я сделал то, что счел нужным.
- Несмотря на всю важность нашего дела? - спросил Бельгарат с лицом мрачнее тучи. - Ты забросил все и занялся частными расправами.
- Есть кое-какие вещи, которым нельзя давать сходить с рук, Бельгарат. Тут уж вопрос принципов. Мы не прощаем убийства драснийских разведчиков. Нельзя, чтобы люди начали верить во вседозволенность. Кстати, в первую ночь я старался, чтобы все выглядело естественно.
- Естественно? - удивился Дарник. - Как можно, чтобы убийство выглядело естественным?
- Дарник, пожалуйста, не говори таких грубых слов - "убийство".
- Он душил несчастных их же собственными подушками в постелях, - пояснил Гарион.
- И еще один почти случайно выпал из окна, - добавил Шелк. - С приличной высоты и на железную ограду.
Дарника передернуло.
- В позапрошлую ночь мне удалось посетить пяток деятелей, но избранный метод требовал много времени, поэтому в прошлую ночь я действовал проще. А с бароном Келбором у нас вышло нечто вроде беседы. Это был человек, отдавший приказ об убийстве Берты. Мы так славно поговорили с ним, прежде чем он ушел от нас.
- Дом Келбора охраняется как никакой другой в Тол-Хонете, - заметила Сенедра. - Как же тебе удалось проникнуть туда?