Странная перемена произошла с Сенедрой, как только путешественники вступили в лес. Хотя теплее не стало, она откинула капюшон и встряхнула своими кудрявыми волосами, отчего мелодично зазвенели ее серьги в форме желудей. Лицо королевы стало удивительно безмятежным, нимало не выражающим того горя, которое накладывало на него отпечаток с момента похищения сына. Взгляд сделался спокойным и отрешенным.
- Вернулась, - почти прошептала она в тишине леса, толстые стволы которого не давали разгуляться ветру.
Гарион скорее почувствовал, чем услышал ее полушепот. Со всех сторон до него доносились звуки, напоминавшие печальные вздохи, хотя ветер сюда не долетал. Эти вздохи едва воспринимал человеческий слух. Вместе они складывались в тихую печальную песню, в которой Гарион услышал сожаление и надежду.
- Почему они так переживают? - тихо спросил Эрионд Сенедру.
- Потому что зима, - объяснила она. - Потому что им жаль своей листвы, жаль, что птицы улетели на юг.
- Но ведь снова придет весна.
- Они это знают, и все равно зима печалит их. Бархотка с любопытством смотрела на маленькую королеву.
- Благодаря своему прошлому Сенедра удивительно чувствует деревья, пояснила Польгара.
- Вот не знала, что толнедрийцы любят природу.
- Она лишь наполовину толнедрийка, Лизелль. Любовь к деревьям пришла к ней по другой линии.
- Я дриада, - просто сказала Сенедра, сохраняя мечтательное выражение лица.
- Я не знала этого.
- А мы и не афишируем, - сказал Бельгарат Лизелль. - Нам и без того нелегко было приучить алорийцев к мысли, что толнедрийка может быть ривской королевой, так что не хватало еще сообщить им, что среди ее предков есть и нечеловеческая ветвь...[1]
[1] В греческой мифологии дриады (от "дрис" - дуб) - лесные нимфы, которые рождались с деревьями, жили в их листве и умирали с ними.
Они разбили простенький лагерь как раз неподалеку от того места, где королева Салмиссра напустила на них несколько лет назад своих ужасных подручных.
Поскольку в этом священном лесу нельзя было рубить сучья и ломать ветки, им пришлось довольствоваться тем, что они находили на земле, среди листвы, отчего костер получился очень маленький. Смеркалось. Шелк посмотрел на слабый огонь костра, затем на деревья, из-за которых прямо-таки осязаемо надвигалась чернота, и пророчески сказал:
- Думаю, нас ждет холодная ночь.
Гариону спалось скверно. Хотя он и нагреб побольше листвы под постель, которую делил с Сенедрой, влага и холод - а исходили они и от самой листвы, казалось, проникали до костей. Он окончательно освободился от мучительного перемежающегося бодрствованием сна, когда первые бледные лучи света стали просачиваться сквозь туман и деревья. Он сел и собрался было сбросить с себя одеяло, но замер, увидев Эрионда, сидящего на поваленном стволе по другую сторону давно погасшего костра, а рядом с ним - дриаду с каштановыми волосами.
- Деревья говорят, что ты друг, - говорила дриада, рассеянно играя стрелой с острым наконечником.
- Я люблю деревья, - ответил Эрионд.
- Они не про то.
- Я знаю.
Гарион тихонько снял с себя одеяло и встал. Дриада проворно протянула руку к луку, лежавшему рядом с ней, но затем отдернула ее.
- Ах, это ты, - сказала она, потом внимательно оглядела Гариона серыми глазами и произнесла: - Ты, по-моему, постарел, да?
- Всего на несколько лет, - улыбнулся Гарион, силясь вспомнить, когда он ее видел в последний раз. Легкая улыбка коснулась уст дриады.
- Ты меня не помнишь, да?
- Да нет, что-то...
Дриада рассмеялась, затем взяла в руки лук и, натянув тетиву, нацелилась стрелой в Гариона.
- А это тебе не поможет вспомнить?
Гарион захлопал глазами.
- А-а, так это не ты ли хотела убить меня?
- Это было бы справедливо: я тебя поймала, я должна была и убить тебя.
- Вы что, убиваете каждое человеческое существо, которое попадает вам в руки? - спросил дриаду Эрионд.
Она опустила лук.
- Нет, не каждое. Иногда я нахожу им другое применение.
Гарион повнимательнее присмотрелся к дриаде.
- А ты совсем не изменилась. Какая была, такой и осталась.
- Я знаю. - Затем она взглянула на него с вызовом и спросила: - И такой же хорошенькой?
- Даже очень.
- Как приятно это слышать. Может, я очень рада, что не убила тебя. А почему бы нам не уйти куда-нибудь, где ты смог бы мне сказать еще что-нибудь приятное?
- Ну все, хватит, Ксебела, - резко сказала Сенедра, все еще продолжая лежать в постели из листьев. - Он мой, так что выкини из головы эти штучки.
- Привет, Сенедра, - сказала дриада с каштановыми волосами таким тоном, словно они виделись с Сенедрой не далее как на прошлой неделе. - Ты не хочешь поделиться им с одной из своих сестер?
- Ты же мне не дала бы свой гребешок, правда?
- Конечно нет. Но это же все-таки гребешок. А тут...
- Ну как мне объяснить тебе, чтобы ты поняла? - И Сенедра, сбросив одеяло, поднялась на ноги.
- Ох, люди. Вы так странно рассуждаете. - Дриада задумчиво посмотрела на Эрионда, маленькой ручкой погладив его по щеке. - А как насчет этого? Он тоже твой, да?
Появилась Польгара. Лицо ее было спокойным, но одна бровь поднялась.
- Доброе утро, Ксебела. Рано же ты встала.
- Я охотилась, - ответила дриада. - Этот светловолосый принадлежит тебе, Польгара? Вон тем Сенедра не хочет делиться со мной, так, может... - И она с томным видом провела по мягким кудрям Эрионда.
- Перестань, Ксебела, - отрезала Польгара. Дриада вздохнула и поджала губы.
- Скучные вы все какие-то. - Затем она встала, оказавшись такой же миниатюрной, как Сенедра, и тонкой, словно ива. - Ой, я чуть не забыла. Ксанта просила, чтобы я отвела вас к ней.
- А тебя понесло в сторону, - сухо заметила ей Сенедра.
- Так день еще не начинался. Потом к погасшим углям вышли Бельгарат с Шелком, а затем и Дарник с Тофом.
- Вон сколько их у вас, - с интересом заговорила Ксебела. - Уж одного-то могли бы одолжить на время.
- О чем у вас речь? - заинтересовался Шелк.
- Не обращай внимания, Шелк, - успокоила его Лизелль. - Нас хочет видеть Ксанта, сразу после завтрака, и Ксебела покажет нам дорогу. Да, Ксебела?
- Пожалуй. - И дриада вздохнула, явно недовольная.