- Это же кони маллорейцев, если судить по сбруе и седлам, - отметил Шелк. - А где ты их отыскал?
- Всадники ехали мимо лагеря, и я услышал голоса. Они слишком веселились, вспоминая свой недавний визит на мургский хутор.
- И ты даже не пригласил меня к тебе присоединиться? - обиделся Шелк.
- Прости, - сказал Гарион, - но мне надо было спешить. Я не хотел потерять их в тумане.
- Их было четверо? - спросил Шелк, пересчитав лошадей.
- Еще четыре лошади убежали, испугавшись, я так и не смог их поймать. Но этих вполне достаточно, чтобы возместить наши потери во время кораблекрушения.
- Так их было восьмеро? - ошарашенно спросил Шелк.
- Я застиг их врасплох. Они даже не оказали сопротивления. Послушай, почему бы нам еще не вздремнуть?
- Знаешь, Гарион, - придирчиво оглядел его драсниец, - тебе не мешало бы умыться, прежде чем лечь. Сенедра - женщина весьма чувствительная и может сильно расстроиться, если поутру увидит тебя, залитого кровью с головы до пят.
Наутро туман стал еще гуще. Холодная молочно-белая пелена объяла оба берега реки, путалась в ветвях плакучих ив и унизывала их каплями, похожими на крупные жемчужины.
- По крайней мере, это для нас дополнительное прикрытие, - заметил Гарион, все еще охваченный странным оцепенением.
- Равно как и для кого-то другого, по ту сторону тумана, - вставил Сади, - или для чего-то другого. У этого леса весьма дурная репутация.
- А насколько он велик?
- Возможно, это самый большой лес в мире, - ответил Сади, приторочивая тюк к спине лошади. - Он простирается на сотни и сотни лиг. - И, взглянув в сторону коновязи, он неуверенно спросил: - Это игра моего воображения или за ночь лошадей у нас прибавилось?
- Ночью я случайно наткнулся на нескольких, - уклончиво ответил Гарион.
После завтрака они собрали походную кухню Польгары, сели в седла и поехали по луговине к мрачному лесу, окутанному густым туманом.
Гарион ехал, прислушиваясь к беседе Шелка с Дарником, - они ехали позади.
- Так что же ты вчера вечером поделывал? - со свойственной ему прямотой спрашивал кузнец. - Ну, когда нашел Зит в корсаже Лизелль?
- Она собирается написать рапорт Дротику по возвращении, - ответил Шелк. - А кое-чего ему явно не следует знать. Ну а если мне удастся наладить с нею дружеские отношения, то, возможно, я смогу убедить ее на некоторые вещи посмотреть сквозь пальцы.
- Знаешь, это не слишком-то порядочно. Она же всего-навсего девушка.
- Поверь, Дарник, Лизелль вполне самостоятельная и может о себе позаботиться. Мы с нею затеяли занятную игру. Но признаюсь, наткнуться на Зит в мои планы не входило.
- А драснийцы всегда так забавляются?
- Конечно! Так время летит быстрее. В Драснии зимы долгие и суровые. Игры помогают нам изощрять наш ум и впоследствии преуспевать в делах весьма и весьма серьезных. Гарион! - вдруг позвал маленький человечек.
- Да?
- Надеюсь, мы объедем то место, где ты... нашел вчера лошадей? Не стоило бы расстраивать дам сразу после завтрака.
- Это во-он там. - Гарион указал влево.
- О чем это вы? - спросил Дарник.
- Ну, о лошадях, появившихся у нас ночью. Они принадлежали маллорейским дезертирам, которые развлекаются тем, что разоряют мургские хутора, - беспечно ответил Шелк. - Гарион позаботился о том, чтобы у них отпала нужда в лошадях.
- О-о, - протянул Дарник. Потом немного поразмышлял и подытожил: - Хорошо.
Когда путники приблизились к опушке, из туманной мути выступили исполинские черные деревья. Листья на них стали коричневыми и сморщились - зима была не за горами. Проезжая под пологом переплетенных ветвей, Гарион пытался определить породы деревьев, но ничего подобного ему никогда прежде видеть не приходилось. Они приняли совершенно фантастические формы, словно в беззвучной мольбе протянув к мрачному небу страдальчески скрюченные ветви. Узловатые стволы сплошь покрывали темные пятна, глубоко въевшиеся в грубую кору, и отметины эти придавали корявым исполинам страшное сходство с уродливыми человеческими лицами, искаженными ужасом: были тут и широко раскрытые глаза, и словно разверстые в крике беззубые рты. Под ногами лошадей шелестели опавшие листья, почерневшие и съежившиеся, а на острых сучьх висели рваные клочья тумана.
Сенедра, содрогнувшись, поплотнее запахнула плащ.
- Нам предстоит проехать через весь этот лес? - жалобно спросила она.
- А я думал, ты любишь деревья, - улыбнулся Гарион.
- Да, но не такие. - Она испуганно озиралась. - В них есть что-то... что-то очень жестокое. Они ненавидят друг друга.
- Ненавидят? Деревья?
- Они сражаются друг с дружкой и, беспощадно расталкивая собратьев, тянутся к свету. Мне не нравится здесь, Гарион.
- А ты попытайся не думать об этом, - посоветовал он.
Путники постепенно углублялись в мрачную чащу. Говорить им отчего-то не хотелось. Все чувствовали себя подавленными мрачной враждебностью, исходящей от этих странных уродливых деревьев, а тьма лишь усиливала тягостное впечатление.
Они сделали краткий привал и наспех перекусили, даже не разводя огня, и вновь тронулись в путь. Вечерело, и туманная полумгла неумолимо сгущалась, скрывая уродливые деревья.
- Думаю, мы проехали достаточно - на сегодня хватит, - сказал наконец Бельгарат. - Давайте разведем огонь и поставим палатки.
Возможно, воображение Гариона сыграло с ним злую шутку или просто вскрикнула во тьме какая-то хищная птица, но лишь первые языки пламени лизнули сухие сучья, ему почудилось, что деревья вокруг закричали. Это был вопль страха, смешанного с леденящей душу яростью. Он огляделся: изуродованные лица, запечатленные самой природой на узловатых стволах, словно зашевелились в сполохах пламени и безмолвно оскалились, взирая на ненавистный огонь.
После ужина Гарион отошел от костра. Он все еще чувствовал себя каким-то одеревеневшим, словно все его чувства на время замерли. Он обнаружил, что даже не может припомнить подробностей ночной бойни, - ему вспоминались лишь смутные, отрывочные картины: хлещущая кровь в свете факела, всадники, безжизненно соскальзывающие с седел, голова солдата, летящая в туман.
- Хочешь поговорить об этом? - спросил Бельгарат, подошедший сзади.